Однако это лишь возбудило во мне стремление к более масштабным проектам. Когда я наконец решил принять предложение Калифорнийского университета в Дейвисе, меня обуревали сомнения – вполне понятные, если учесть, в каком прекрасном месте мы жили и с какими хорошими и незаурядными людьми нам посчастливилось работать. Помню, решение оформилось у меня в голове, когда я стоял в телефонной кабинке в Новом Орлеане, на конгрессе Общества нейронаук, и в последний раз уточнял условия с Джоном Стробеном, проректором Дартмутского колледжа. В академической среде встречные предложения – обычная практика. Я поставил условие, чтобы Дартмутская медицинская школа гарантировала мне не половину заработной платы, а всю целиком. Надвигались непростые времена, и это казалось разумным, поскольку Калифорнийский университет в Дейвисе сулил мне полную ставку, а также другие бонусы.
Дело свелось к разнице в зарплате между двумя учреждениями в 25 тысяч долларов. Вот и все. Если бы проректор расщедрился еще на 25 тысяч в дополнение к моему жалованью, я остался бы в Дартмуте. Он не мог этого сделать по бюрократическим причинам, разъяснять которые здесь слишком сложно, да и смысла нет. Стробен, на самом деле выдающийся проректор, был биоинженером и вместе с Дейвом Робертсом занимался МРТ-направляемой микроскопией. Он хотел довести эту работу до ума. Я поблагодарил его за звонок и предложение, повесил трубку и добрых пять минут пялился в пол. Ну что ж, подумал я, так тому и быть. Едем в Дейвис.
Я позвонил Шарлотте и все ей рассказал. Она, как и всегда, поддержала меня, хотя я расслышал нотки напряжения. Мы всего лишь два года прожили в доме, построенном и отделанном специально для нас. Сосновые рамы, роскошный паркет, кирпичные камины и десять акров вермонтского леса останутся в прошлом. Мы завели у себя дома много разных традиций, и самая замечательная из них – обеды, семейные и с приглашенными в лабораторию учеными. В нашей столовой царил дух радости и высокого интеллекта. И что же – бросить все это ради Калифорнийской долины? Стараясь смягчить удар, я забронировал люкс в отеле
Курорт полностью соответствовал своей репутации. Большие розовые подушки на встроенных диванах в номерах, отделанных плиткой с мексиканскими мотивами, имели тот новомодный и на самом деле не розовый оттенок, который вызывал у нас ощущение причастности к стильной элите. В самый разгар зимы мы потягивали коктейли у бассейна, хотя та январская неделя выдалась довольно прохладной. Мы побывали на разных винодельнях, а ужины в ресторане
В итоге все закончилось великолепно, несмотря на трудности с покупкой нового дома, притом что старый еще не был продан. Во время всей этой эпопеи – иначе и не скажешь – Дартмутский колледж вел себя по отношению к нам весьма доброжелательно. Переезд – дело нервное не только для семьи, но и для тех учреждений, которых он касается. Надо полагать, тот университет, который вы покидаете, не слишком этому рад. И что же, вы думаете, делает опечаленная администрация? В Дартмуте нам закатили грандиозную вечеринку, и все, включая президента Джеймса Фридмана, проректора и декана, пожелали нам успехов. Мы были изумлены и растроганы, а наши связи с университетом стали еще крепче, пусть мы и уезжали.
Часть третья
Эволюция и интеграция
7
Правому полушарию есть что рассказать
Начало моему переходу в Калифорнийский университет в Дейвисе в 1992 году положила встреча с нейробиологом Лео Чалупой, состоявшаяся в 1988-м на одной из моих маленьких конференций (вроде той, что проходила на острове Муреа), которые я стал устраивать почаще. Темой была эволюция человеческого мозга, и присутствовали несколько экспертов мирового уровня. Так как я предлагал лишь тысячу долларов на покрытие расходов, места нужно было выбирать заманчивые. В том году это был самый сказочный город планеты – Венеция. Лео приехал.