Истории от разных полушарий мозга. Жизнь в нейронауке

После того звонка вплоть до заседания в Вашингтоне творилось нечто невероятное. ФБР и отдел кадров Белого дома начали свои проверки. Для этого положено заполнить бесчисленное множество анкет и представить различные документы, включая заявление об отсутствии какой-либо личной финансовой заинтересованности и обязательств, которые могли бы помешать работе. О тебе расспрашивают друзей и соседей. Необходимо подтвердить, что на тебя не трудятся частным образом нелегальные работники, за которых ты не платишь страховые взносы и налоги. Все это даже представить себе трудно.

Первое заседание было назначено на январь 2002 года, и я принялся изучать тему стволовых клеток. Интересно, что, хотя все имели о них свое мнение, очень мало кто даже из биологов понимал одну основополагающую вещь. Азы биологии мы все усвоили, как минимум в общих чертах. Да и что такого особенного в этой новой технологии? Но потом до нас дошло. Главный вопрос – об эмбрионах, о том, когда именно начинается человеческая жизнь. Это можно сформулировать так: есть ли разница между началом жизни вообще и началом жизни человека? С какого момента группа делящихся клеток начинает обладать правами нового человека? В один миг этот вопрос стал одной из главных научных и политических проблем века. На заседании совета по биоэтике предстояло обсудить эту важнейшую проблему, и я никак не мог предположить, что она затянет меня на целых восемь лет.

Наконец первое заседание совета в Вашингтоне состоялось, и я познакомился с остальными семнадцатью его членами, голосовавшими по резолюции о стволовых клетках. Слышал я о многих из них, а лично знал только одного. Пол Макхью много лет заведовал кафедрой психиатрии в Университете Джонса Хопкинса, и внедрение биопсихиатрии в американскую клиническую медицину – его заслуга. Психоанализ по-прежнему превалировал, однако Пол полагал, что для более глубокого понимания различных психических расстройств нужно лучше понимать, как работает мозг. Он замечательный человек, я им восхищаюсь. Пол – демократ, католик и приятно непредсказуем. С присущим ему блеском и бостонским акцентом он мог как сразить наповал тигра, так и вежливо пропустить мимо ушей агрессивный комментарий. А главное, он был опытнейшим психиатром и многое повидал на своем веку.

В январе 2002 года, в первый день работы совета, мы все торжественно собрались в Белом доме, в Комнате Рузвельта. Нам предстояло получить предписания от президента Буша, и мы с любопытством и вниманием ожидали его появления. Президент вошел в этот маленький зал и открыл заседание, призвав нас как можно активнее участвовать в дискуссиях. “Мне нравятся дебаты, и уверяю вас, если вы не слышали Рамсфелда и Пауэлла[208], вы не знаете, что такое дебаты”, – заметил он.

Затем президент попросил нас представиться и в двух словах рассказать, кто чем занимается. Поначалу все говорили в очень официальной манере: “Я профессор такой-то из Гарварда, занимаюсь тем-то и тем-то”. Наконец подошла очередь Пола, и я никогда этого не забуду. “Господин президент, – сказал он, – меня зовут Пол Макхью, но, прежде чем я продолжу, позвольте спросить, как вы себя чувствуете?” За несколько дней до этого широко обсуждалось известие о том, что президент упал с дивана, когда смотрел воскресный футбольный матч, и разбил лоб над бровью. Буш расплылся в широкой улыбке и ответил: “Хорошо, если не считать, что я чувствую себя довольно-таки глупо из-за того, что свалился с дивана и лежал, глядя на мою собаку снизу вверх. До сих пор я ни разу ниоткуда не падал, если только не был пьян”. Легко и непринужденно Макхью разрядил обстановку, и президент, посмеявшись над собой, деловито и доброжелательно вел заседание дальше.

В совете собрались талантливые люди. Он представлял собой адекватный срез интеллектуальной и политической культуры, и благодаря этому основополагающему условию его деятельность была актуальна и востребованна. Вашингтонские советы по биоэтике и биомедицине, как правило, отражают мнение лишь одной стороны – незыблемые взгляды большинства современных академических ученых. Такие аристотелевские вопросы, как право, соотношение целей и средств, расхождение теории с практикой и еще целый ряд философских и новых политических тем, связанных с принятием людьми решений, не обсуждались – только практическая ценность и механизм процессов. Ожесточенные споры не утихали, однако Леон Касс всегда удерживал их в рамках цивилизованных дискуссий.

Этика, эмбрионы и политика