Истории от разных полушарий мозга. Жизнь в нейронауке

На рубеже XX–XXI веков методы нейровизуализации стремительно развивались. В дополнение к функциональной магнитно-резонансной томографии, позволяющей отследить локализацию различных когнитивных процессов в мозге, появились новые методики для изучения нейронных путей, которыми информация передается из одной активной зоны мозга в другую. Одно из недавних на тот момент достижений состояло в совмещении методов определения “места” и “связей”. Это навело нас на следующие размышления: а если предложить испытуемым простое задание на восприятие, так чтобы решение потребовало процессов, заведомо происходящих в том или другом полушарии, нельзя ли одновременно увидеть и две разные активные зоны, и активность нейронов, которые как-то эти зоны связывают? В таком случае нам, возможно, удалось бы зафиксировать нейронные процессы, отвечающие за нередко наблюдаемые индивидуальные различия в решении поведенческих задач любого рода. Например, кто-то быстро решает простые задачи, а кому-то требуется больше времени. Разные ли нейронные пути при этом активны? Эбби (а потом к ней присоединились Молли и Меган) всесторонне изучила этот вопрос и пришла к выводу, что так оно и есть[203],[204]. Оказывается, индивидуальные различия во времени, необходимом для решения задачи, связаны с тем, что задействуются разные, независимые нейронные пути. Люди, скорые на ответ, используют первый кратчайший путь до соседнего полушария – ближайшие к сенсорным зонам мозга нервные волокна, а те, кто думает медленно, – более отдаленный путь.

Плодотворная рабочая суета в лаборатории захватывает всех. Вскоре к нам из Новой Зеландии прибыл Мэтт Роузер, ученик Майкла Корбаллиса[205], прославленного отца Пола. Из Бристольского университета приехал Дэвид Тёрк, студент не менее прославленного Алана Бэддели[206], а из Дейвиса вернулся новоиспеченный постдок Тодд Хэнди. Заполучить таких одаренных сотрудников было выгодно еще и потому, что к нам наведывались и их наставники, также принимавшие участие в общем веселье. Жизнь и впрямь была хороша.

Необходимое отступление: работа в Совете по биоэтике при президенте США

Как и большинство американцев, 11 сентября 2001 года я с легкой душой пошел на работу. Вечером я собирался лететь в Германию и вдруг услыхал о нападении на Всемирный торговый центр. По первой версии, в него должен был врезаться маленький самолет, но его сбили. Интересно, подумал я, но ничего из ряда вон выходящего. Мы с женой провели немало приятных вечеров в ресторане Windows on the World и даже устроили там свадебный обед. А весной 2001 года в соседнем отеле проходил съезд нашего горячо любимого Общества когнитивных нейронаук, и мы встречали гостей в том же ресторане.

Буквально через несколько минут стало известно, что же случилось на самом деле. Наши аспиранты сумели поймать телеканал CNN в аудитории, оборудованной новейшей видеоаппаратурой. Вскоре мы, человек двадцать, смотрели эти жуткие кадры; когда же мы вдруг осознали, что само здание – это последнее, о чем стоит волноваться, кто-то заплакал, а кто-то буквально остолбенел. Последовала вторая атака, и сразу после этого обрушилась первая башня. Наступил полный хаос. Я подхватил Скотта Графтона, мы помчались ко мне домой и замерли на диване перед телевизором, глядя, как разворачиваются страшные события того дня. Мы испытали шок вместе со всей Америкой.

Невозможно передать всю глубину патриотических чувств, вспыхнувших в душах американцев после сентябрьского теракта. В последующие дни все мои знакомые, независимо от политических убеждений, хотели сделать хоть что-нибудь. Американцы – да и большинство свободомыслящих людей по всему миру – пришли в ярость. Поэтому, когда примерно через месяц мне позвонил Леон Касс[207], я был готов на все. Он представился и сказал, что президент Джордж Буш – младший назначил его главой совета по биоэтике, задача которого – контролировать инновации в области биомедицинских технологий. Не хочу ли я войти в совет? Мне ничего не оставалось, кроме как сразу согласиться. Правда, о биоэтике я знал мало и не был уверен, что подхожу для такого предприятия. Касс заверил меня, что среди членов совета должны быть не только специалисты по биоэтике. Мы тогда не обсуждали, ни кто еще состоит в совете, ни откуда он узнал про меня, и не говорили ни о моих политических пристрастиях и членстве в каких-либо организациях, ни о том, насколько хорошо я осведомлен в таких актуальных для совета вопросах, как, скажем, исследования стволовых клеток. В августе того же года Буш произнес речь о стволовых клетках, и, хотя я ее слышал, тогда я только подумал, что звучит все вроде бы убедительно. Честно говоря, если тема не касается меня лично, я, как и большинство людей занятых, просто киваю.