Однажды Фестингер, его закадычный друг Стэн Шехтер, социальный психолог из Колумбийского университета, Гэри Линч, загадочный и энергичный молекулярный нейробиолог из Калифорнийского университета в Ирвайне, и я шагали по Кушадасам, городу на Турецкой ривьере, примечательному своими красочными базарами. Мы наткнулись на магазин изделий из кожи, где продавались сумки с двумя десятками застежек, так что можно было взять сумку обычного размера и свернуть ее до размера дамской, последовательно застегивая молнию за молнией. Стэнли заявил, что ничего прекраснее он в своей жизни не видел, и решил купить одну. Леону такая сумка, видимо, тоже понравилась, и он тоже подумывал купить себе ее. Он уже почти решился, как вдруг спросил: “Постой, а зачем и когда ее использовать-то?” Линч нашелся: “Это ж очевидно. Скажем, ты отправляешься в долгое путешествие с кучей одежды. И начинаешь постепенно выбрасывать грязные вещи, уменьшая размеры сумки. К концу путешествия у тебя остается миниатюрная сумочка, с которой ты и возвращаешься”. Это был один из тех сближающих моментов, что нечасто случаются на встрече Американской психологической ассоциации в Вашингтоне, где собирается более одиннадцати тысяч участников.
Линч являл собой изумительное сочетание живого интеллекта, бесконечного любопытства и просто неприкрытого веселья. Он был завсегдатаем на наших первых встречах, поскольку обладал ценнейшим качеством – умел продраться через узкоспециальную лексику и добраться до ключевых идей. А еще он был остроумен. По пути в Кушадасы у меня была пересадка в лондонском аэропорту Хитроу на самолет
Мы провели целую серию незабываемых встреч, каждая из которых была посвящена прогрессивной научной теме, например нейробиологии памяти. Та встреча, кстати, получилась особенно запоминающейся. Она прошла на острове Муреа, поскольку я нашел фантастически выгодное предложение: путешествие из Лос-Анджелеса на Муреа и обратно с отелем всего за 770 долларов. Муреа расположен рядом с Таити, отель казался прелестным, на берегу моря, еда выглядела заманчиво. Так что я составил очередной список желаемых участников и подсел к телефону. “Привет, это Майк Газзанига. Мы организуем недельную конференцию на Муреа. Компенсируем тысячу долларов расходов. Хотите поехать?” Десять приглашений, десять моментальных “да!”, и все это за десять минут. Несколько месяцев спустя Фрэнсис Крик, Джеффри Хинтон, известный как “крестный отец нейронных сетей”, Кори Гудман, молекулярный нейрогенетик, Гэри Линч, Дэвид Олтон, эксперт по вопросам памяти, Данкан Люс, специалист по математической психологии, Херб Киллаки, эксперт по вопросам развития нервной системы, Айра Блэк, невролог и ученый-фундаментальщик, Гордон Шеперд, эксперт по нейронным сетям, и, конечно, мой верный соратник Леон жарились там под покачивающимися кокосовыми пальмами.
Где бы Фрэнсис Крик ни находился, с высокой вероятностью средний коэффициент интеллекта в этом месте подскакивал. Его сверкающие голубые глаза и неутолимый интерес к биологическим механизмам держали всех в тонусе. В нейронауках он был новичком, что означало лишь большее количество дотошных вопросов с его стороны. После каждого выступления он настойчиво вопрошал (это стало просто мантрой его какой-то): “Но то, что вы делаете, в принципе разрешимо. Вы скажите лучше, что это значит?” Поверьте, этот вопрос приносит немало головной боли. Все бурчали, возвращаясь в свои комнаты. Что значит “в принципе разрешимо”? Нейронауки все еще пытались собрать базовые сведения об основополагающих функциях мозга. Они накапливали факты, которые должны были стать фундаментом большой теории. Фрэнсис Крик и Джеймс Уотсон уже раскрыли значение ряда фактов об устройстве молекул для механизмов наследственности[131]. Нейронауки еще просто до такого не доросли. Более того, до сих пор не собраны ключевые для нейронаук данные – отчасти потому, что непонятно даже, какие именно данные являются ключевыми. К концу той встречи каждый присутствовавший обрел гораздо более четкое, чем раньше, понимание проблем и смог объективно оценить противоположные точки зрения.