Истории, пожалуй, круче, чем у вашего браузера [сборник]

Идею навеял Кэмерон своим «Титаником». Приглашенный хипповатый гений должен был нарисовать как в любимом фильме Нины, но по-своему. Когда Влад объяснял задачу, художник в ответ розовел пробивавшимися сквозь патлы прозрачными ушками и спрашивал: «В стиле Буше вас устроит?». «Буше?» — переспрашивал Влад. Ему показывали Буше, который, как на зло, оказался не единственным Буше, Влад отвергал: «Напыщенно и неестественно. Откровенность должна идти от сердца. Хочу правды. Или того, что считаю правдой».

Нина закинула одну руку за шею, вторая опустилась в сторону творца. Голова утвердилась в горделивой позе, и легким движением расправились плечи, обрисовав женскую стать в самой выигрышной позиции.

Очки Павла покрыла испарина. Он начал писать.

Минута тянулась за минутой. Из-за спины художника Влад глядел на проявлявшийся образ. Мощными солнечными мазками вырисовывался силуэт — заманчивый, до боли знакомый. Кисточка порхала от пятнистой грязно-бурой палитры к холсту и обратно, добавляя каждый раз по грубому штриху. Павел, бубня под нос, истязал дерюгу новыми и новыми фехтовальными выпадами — взмах за взмахом, укол за уколом, с ожесточением и неотвратимостью. Время, для него прессовавшееся в секунды творчества, для Влада и модели казались вечностью. Нина стоически позировала, но глаза сообщили, что мысленно она уже прокляла Влада, картину и всех художников мира, вместе взятых. Это оказалось тяжелой работой — показывать себя. И вместе с тем…

Через полтора часа кисть опустилась.

— На сегодня все. Устал.

Павел засобирался. Нина потянулась и встала, а Влад смотрел на результат мучений. Получалось талантливо, откровенно и беспардонно-вычурно. Хотелось чего-то похожего, но не совсем такого.

Все еще впереди.

3

На следующий день начали в то же время. Влад видел, что в целом Нине нравится происходящее, как нравились любые вырывавшие из повседневья приключения с непременным возвращением обратно, в прекрасную точку отсчета, откуда все идет и где заканчивается. Домой. И не в смысле адреса.

Приключение оказалось волнующим. У супруги подрагивали руки, на шее проступили знакомые пятна: любимый муж рядом, симпатичный мужчина напротив, блеск кожи и глаз, атмосфера художественного эротизма с налетом недозволенности — что еще нужно женщине, чтобы почувствовать вкус жизни? Нина была счастлива. Странно, но это не смущало Влада. Радовало. Ведь Нина счастлива.

Он вышел в прихожую, через открытую дверь наблюдая за поединком демиурга и творения. Картина сопротивлялась, вызывая припадки гнева и подзуживающей ярости, Павел писал, исправлял и вновь что-то переделывал.

Битва титанов и миражей. Дуэль плоти и духа. И, внутри души, еще раз материального и невещественного: Нины перед глазами как реального объекта и ее всепроникающей ауры, невидимой, но осязаемой шестым чувством, которое имеется у каждого существа мужского пола.

Война личных страхов против надежд — все выливалось в краски. Из темноты прихожей Влад наблюдал, как Нина смотрела на одухотворенное лицо Павла, на выстрелы взглядов на нее и обратно на холст — туда, где тоже была она, тоже неприкрыто-беззащитная, тоже вскидывавшая на него прямой взор и открывавшая телесные тайны. Осуществившаяся сказка. Пещера Аладдина. Сим-Сим, откройся! На молодого мастера глядела вселенская загадка, тысячелетиями порабощавшая мужчин и заставлявшая совершать заранее известные необдуманные поступки. На него смотрела Природа. Природа звала. Природа приказывала.

Павел не сопротивлялся — никто не смог бы противиться — но делал это по-своему. Мечты художник переносил на Нину нарисованную — на ту, которая не откажет, не посмеется, не рассердится. Которая сделает все что угодно. Павел наслаждался властью над создаваемой красавицей. К нему пришла Муза, и мысленно он творил с Музой в образе Нины самое непотребное — до потери пульса, до неслышимых чужому уху всхлипов и стонов, до предполагаемого плача и мольбы о пощаде. Он отрывал крылья бабочке, вламывался в цветник и выкалывал глаз циклопу-Природе. Хотя и краснел, когда кисть касалась нарисованного сокровенного. Взор под очками туманился и метал молнии во исполнение разбушевавшихся фантазий.

Пигмалион и Галатея. Красоту, физическую и духовную, художник чувствовал на уровне подкорки. Он был прост как яйцо и гениален как яйцо квадратное. Пусть еще будет черное — реверанс Малевичу. Творца красоты без большой любви в глазах, спрятанных за наивной стеной стекол, мастера без ведьмы-Маргариты, Павла уже не отпускали глаза и тело Нины. Влад это видел. Из точки, где по прихоти Амура пересекся с будущей женой, он давно следовал той же дорогой. Вернее, они с Ниной рука об руку проходили по ней точку за точкой, рисунок увеличивался, но что он изображал — узнают ли они когда-нибудь? Как и почему древние греки нарисовали свои созвездия, превратив набор точек в нечто божественное? Как называется их, Влада и Нины, созвездие, неизвестной рукой выводимое на холсте мироздания?