— Мне тоже очень приятно. Требуется помощь человека, пришибленного искусством. Насколько ты умеешь обращаться с фотокамерой?
— Не профессионально, конечно…
— Можно тебя ангажировать на вечер пятницы — поработать непрофессионально?
— Я подумаю, — раздалось из телефона с плохо спрятанной радостью.
Подгулявший народ хотелось пнуть, так медленно он рассасывался по жерлам подъездов. Сказывался конец недели. Над городом сгущалось темное марево, водители ворчали в привычных пробках, любуясь, как вспыхивают вдоль улиц гирлянды освещения. Утесы многоэтажек заполнялись светящейся рябью.
Приглашенный не по специальности художник сообщил, что прибыл к памятнику, в интонации сквозило нетерпение.
— Подъезжаем. — Влад отключил громкую связь.
В рабочее время припарковаться в центре, между монументом, храмом и администрацией, нереально. Сейчас машина втиснулась на освободившееся место почти в нужной точке. Это еще один плюс выбранного времени.
— У этой стелы обычно свидания назначают. — Нина плотнее закуталась в пальто. — Иди один.
Куртка на художнике оказалась такой же, как у Влада. В очередной раз порадовала похожесть вкусов. Обменявшись приветствиями, оба замерли ненадолго — ни приятельская, ни светская беседа к случаю не подходили, если говорить — только о деле. Павел показал на фиолетовые сумерки:
— Не поздно для съемки?
Влад обежал взглядом изрядно помельчавшее, но не стихающее броуновское движение в городе.
— Рано.
Зрители в планы не входили.
Получив почти невозможный, потому трижды бесценный шедевр живописи, Владу захотелось истинного образа — не подкорректированного рукой творца. Требовался фотопортрет, но необычный. Не отщелкнутый в неподходящий момент и, тем более, не такой, где покорно стоят с уныло-усталыми глазами, желающими моргнуть. У него и Нины имелся заветный файл, из тех, что «не для детей», и там, на собственноручно сделанных снимках, Нина была всякой — властной, покорной, роковой, залихватски-дерзкой… Жаждалось чего-то похожего, но другого. Недостижимого уровня. Как минимум, чего-то неповторимого.
Руки у Влада росли откуда надо, иногда удавалось сделать не красиво, а очень красиво, но мечталось о божественном вдохновении мастера, чьи профессия и призвание совпадали. Появляясь, идея начинает обрастать реализующими подробностями, как потерянная в море мина кораллами. Конечно, если море соответствующее. Море не подкачало. Сетевые самозваные Энгры от фотографии иногда соответствовали настроению, но назвать искусством вал похотливой самодельщины не позволяло чувство самоуважения. Профессионал на поприще совмещения приятного с полезным, который всегда держит планку на одном — высшем — уровне, в городе оказался единственным. Возможно, их, таких, много, просто не везло с источниками… Может быть, но поиски вывели на одного — некоего Аристарха Алексеевича.
Встречу организовала работница студии, где временно выставлялись работы мастера. Интерес к снимкам на стенах немолодая приемщица восприняла со стоическим равнодушием, лишь покосилась на палец с кольцом. Возможность знакомства со знаменитым фотохудожником, специализирующемся в стиле ню, обошлась в коробку конфет. Выслушав объяснение Влада, что хочет такое же, как на стенах, с женой, приемщица понимающе кивнула.
— Многие хотят, — уверила она голосом человека, много повидавшего в этой жизни.
Сразу о заказе говорить не хотелось. Передав просьбу о паре советов, как лучше фотографировать любимую женщину в присущем автору стиле, Влад получил приглашение ненадолго присесть за столик в кафе, где маэстро изволил ужинать.
— На встрече нужно быть вместе? — спросила Нина, когда Влад поделился планами.
— Хочешь присутствовать?
Нина отвела взгляд.
— Тебе лучше не ходить, — сказал он. — Или подойти позже.
В кафе Влад отправился один.
— Не стесняйся, это распространенное желание мужей, которым нравятся их жены, — выдал маэстро, указывая на стул напротив.
Гигантом искусства оказался добродушный дядька с легкой небритостью, с некоторых пор ставшей символом эдакого гламурного антигламура. Объем собеседника соответствовал таланту, под ним потрескивал стул с наброшенным на спинку пиджаком, ослабленный галстук прел под навесом двойного подбородка. С Владом Аристарх Алексеевич держался просто, соблюдая, впрочем, определенную дистанцию, которая доказывала, что он мэтр, а Влад никто, и так оно и будет, пока не доказано обратное.
С гениями не спорят. Приняв покровительственное высокомерие как данность, Влад присел — по-деловому, не на краешек, но и не разваливаясь.
Мэтр заговорил. Нет, он вещал. Даже так: возвещал. Начал издалека, как и подобало знающему себе цену вельможному господину от изобразительных искусств.