Истории, пожалуй, круче, чем у вашего браузера [сборник]

Из правила было нелепое исключение — он, любящий до потери сознания неправильный муж. С определенных пор Влад понял, что нашел сокровище, перевесившее все возможности мира. Оставшееся существует потому, что оно где-то существует, не больше. Пусть кто-то неустроенный и жалкий твердит, что «чужим милее наше, а чужое — нам». С глупыми не спорят. Это их беда — недалеких, несчастливых, зарящихся на чужое. Менее преуспевшие в беготне на месте им даже завидуют, называют счастливчиками и смакуют подвиги на поприще разовых удовольствий. Но если человек умеет любить только физически — человек ли это? Чем отличается от животного? Зачем нужен?

Влад не понимал. Таким, видно, уродился — тупым и не понимающим простейшего, что для других очевидно.

С другой стороны: да, вот такой он тупой и не понятливый… но ведь счастливый. И никому-никому не завидующий.

А разве нужно что-то еще?

Утром, когда глаза Нины открылись, над кроватью висело свежеотпечатанное изображение. Картинка вышла чуть смазанной, но это лишь прибавило шарма. Мелькание Влада на заднем плане прошло незамеченным, для ночной экспозиции неподсвеченных движущихся объектов не существовало, запечатлевались только статичные. Под царственностью каменного шедевра Нина стояла одна. Красочной аурой вокруг вились буквы, выписанные рукотворным светлячком — обволакивающие, чувственные, тянувшие в объятия. Движения яркого экрана выставленный режим съемки передавал как картинку — так на снимках ночных городов свет автомобильных фар на дорогах становился сплошными линиями. Движения телефоном стали буквами. Буквы сливались в слово и говорили самое важное, самое приятное, самое нужное, объясняя произошедшее и зовя в путешествие по времени до крайней точки и за нее:

«Любимая!»

Пашка

Рассказ, современная проза, реализм

Отец, в белой майке и трениках с отвислыми коленками, закинул ногу на ногу в кресле напротив телевизора, одной рукой он с чувством скреб пузо под майкой, в другой задумалась о гримасах реинкарнации початая бутылка пива. Мама, в цветастом халате и шлепанцах, гладила белье посреди комнаты. Поужинавший Пашка, выйдя с кухни, поморщился: не семья, а телепародия на саму себя. Антураж соответствовал: старая мебельная «стенка», люстра с покрытыми паутиной висюльками, продавленные тремя поколениями диван с креслом… Навевавшую тоску композицию завершали обои с пятном от ковра, который пришлось продать. До смерти хотелось чего-то другого, нового, но для рывка в светлое будущее не было денег. Доход семьи откладывался на операцию для бабушки, остальное уходило на помощь уехавшим учиться сестрам.

Пашка хмуро пристроился с книжкой в углу дивана. Отец оторвался от «пешеходов юродивых», как с чьей-то подачи именовал наших футболистов, хотя болел за них всей душой и, не задумываясь, отдал бы за победу почку. Даже обе.

— Что уважаемый Паландреич заказал Деду Морозу?

Отец часто величал мелкого, но уже разменявшего семнадцатилетие Пашку по имени-отчеству — с напускной серьезностью, где смешались юмор и любовь. Остальные говорили просто Пашка, наполняя либо ласкательным, как мама и бабушка, либо ругательным, либо просто звательным смыслом.

Пашка задавил вздох в зародыше.

— То же, что и в прошлом. — Он заставил себя улыбнуться. — Дед этот прижимистым оказался, вместо смартфона опять приволок под елку детский подарок от заводоуправления.

— Дрюня, зачем мальчику душу рвешь? — Мама с укором покачала головой. — Вернемся к этому, когда насчет премии прояснится.

Дрюней Андрей Александрович был только для мамы, никому другому такое обращение не прощалось. В ответ отец звал Александрину Андреевну Дриной, вместе получалось чудесно.

— Дрина, запомни, наш мальчик уже не мальчик, и на телефон он заработает сам. К тому же, не понимаю, чем плох нынешний аппарат — столько лет прослужил и еще не меньше прослужит. У нас и таких не было. — Во взгляде мамы скользнуло неодобрение, и отец сменил тон. — Впрочем, обещаю, что в подарке мы обязательно материально поучаствуем, когда годовую премию выдадут.

Пашка процедил с дивана:

— Будет премия или нет — зависит от меня.

— Что-то не получается? — посочувствовала мама.

— Я не о своей премии. Говорю обо всех.

Такого впечатления на родителей не удавалось произвести даже пятеркой по английскому. Оба застыли, отец приглушил звук телевизора.

— Изволь объясниться, Павел Андреевич.

— По сборке не укладываемся. — Пашка отложил книгу — разговор предстоял долгий. — Я отвечаю за тряску и поливку готовых антенн, на вибростенде положено держать по сорок минут каждую, а дождевание делать по два часа. Антенн много, и успеть к Новому Году не получается.