Истории, рассказанные Луне

Неделю назад маме благополучно сделали операцию. Я уже тебе рассказывала про это, когда ты звонила. Но на самом деле в тот момент мама была в операционной. Её отвезли туда в восемь тридцать утра, а когда ты позвонила, было почти пять часов вечера. К тому времени её ещё не перевезли в реабилитационную палату, и я очень переживала. Ты же знаешь, она никогда прежде не была под общим наркозом. Она всегда отличалась крепким здоровьем и никогда не бывала в операционных. Ты была против операции, аргументируя это тем, что в мамином возрасте общий наркоз опасен, но, по правде говоря, следовало прооперировать маму ещё в прошлом году. Однако тогда хирургическое вмешательство потребовалось отцу с его больной ногой. Из-за этого мама отложила свою операцию, терпя боль. Вот почему она порой беспричинно раздражалась и сетовала на жизнь. Я тоже волновалась, как мама перенесёт операцию. Поскольку откладывать дальше было нельзя, мы отвезли её в больницу, и ей сделали маммографию. Последнее время я переживала, не появился ли у неё рак груди, поскольку мама здорово похудела. Не сказав ей о своём страшном подозрении, я заставила её пройти обследование. К счастью, всё обошлось. Однако врачи сказали, что у неё проблемы с межпозвоночными дисками и деформировавшиеся кости позвоночника защемляют нервы, и поэтому она чувствует боль, которая распространяется от крестца к ногам. Проблему можно было легко устранить на начальном этапе, но прошло уже много времени, и момент упущен. Теперь мама постоянно жалуется, что ей тяжело, говорит, что боль такая, словно ей к ногам привязали гири. Вдобавок в последнее время она не может ходить больше двадцати минут и валится без сил.

Я решила не рассказывать тебе об этом, поскольку, живя далеко в Германии, ты бы всё равно ничего не смогла сделать, а только зря волновалась бы. Мама первая заговорила об операции, которую так долго откладывала, а это значит, что боль уже была нестерпимой. И вот ей назначили дату. Накануне операции тоже было морально тяжело. Когда мама подписывала согласие на хирургическое вмешательство, медсестра заговорила о возможных последствиях: «Вы можете не очнуться от наркоза. Ваши ноги может парализовать. В крайнем случае возможен летальный исход…» Я украдкой ткнула её в бок, но, судя по всему, она была новенькой, потому что продолжила говорить пугающие вещи. Оставшись наедине с медсестрой, я отчитала её, заявив, что она могла бы уведомить о возможных последствиях только опекуна, а пациенту, которому и так приходится несладко, не стоит выслушивать такое. Медсестра равнодушно ответила, что таковы правила больницы. Представь, каково было маме после всего услышанного?! Сначала она предложила отказаться от операции, на которую с таким трудом решилась. Потом вдруг приникла к моему уху и шёпотом поведала, где лежат её кольцо и сберегательная книжка. Ещё она распорядилась, чтобы я отдала тебе норковую шубу, как тебе и было обещано.

На следующий день маму отвезли в операционную. Операция длилась на три часа дольше запланированного времени. Из-за того что ей уже немало лет, во время эндопротезирования возникли осложнения, и врачам пришлось принимать дополнительные меры. Если бы я тебе тогда сказала по телефону, что мама ещё не вышла из операционной, это лишило бы тебя покоя, поэтому я и ответила, что всё закончилось хорошо. Положив трубку, я стала ждать окончания операции. Пока я ждала, с моих губ непроизвольно срывались молитвы, хотя я никогда не была особо верующим человеком. Я пообещала всем – Будде, Богу, – что если они помогут маме и она благополучно перенесёт операцию, то я буду посещать и храм, и церковь… Я просила их проявить благосклонность и милосердие. Когда маму наконец-то повезли в реабилитационную палату, моё нервное напряжение отступило и у меня подогнулись колени.

По прошествии недели наша мама чувствует себя намного лучше. Оперировавший её врач взял маму за руку и поблагодарил за выдержку. Он был признателен ей за то, что она успешно перенесла операцию, а он сохранил своё доброе имя. Вероятно, хирург втайне сам сомневался, пройдёт ли всё удачно. И мне пришла мысль, что не случайно в согласии на оперативное вмешательство были так чётко прописаны возможные риски. Сейчас у мамы хороший аппетит, на лице уже вновь заиграл румянец. Ей ещё нужна помощь: её надо переворачивать по несколько раз в день – сама она не может. Несмотря на это, она уже самостоятельно встаёт и медленно прохаживается по больничному коридору. Мама говорит, что уже не чувствует такой тяжести в ногах, как прежде. Может, ей просто хочется в это верить, а может, операция и впрямь дала результаты. Мама надеется поскорее поправиться и вернуться домой. Когда хирург приходит на осмотр и спрашивает у мамы, чувствует ли она боль, она отвечает, что нисколько. А вчера врач сообщил ей, что после выписки из больницы ей нельзя будет ещё три месяца наклоняться и приседать. Мама расстроилась и в ответ на это сказала:

– Ой, как же я латук сажать буду…

Мы все рассмеялись.

Сестра!