Истории замка Айюэбао

— Я такой в детстве пил. Очень странно, что за несколько десятилетий мне больше ни разу такой не попадался. Нет, наверное, я просто был невнимателен. Цзитаньцзяо напоминает мне о детстве. Мне бы очень хотелось рассказать всё по порядку, но тогда получится слишком долго. Ну ничего, ещё будет возможность; может быть, однажды я всё изложу на бумаге и подарю тебе книгу, и этот день не так уж далёк. Я веду себя слишком бесцеремонно. Когда посторонний человек вызнает о тебе всю подноготную, это просто наглость, однако должен отметить, деревенские рассказали мне сами, потому что они тебя любят и беспокоятся о тебе.

На лице У Шаюаня заиграла улыбка:

— Ничего страшного. Я ведь тоже в курсе кое-каких дел в «Лицзинь», особенно о вас лично. Поскольку вы намерены присоединить нашу деревню к корпорации и стать в ней главой, я должен был хорошенько о вас всё разузнать. Такова моя рабочая обязанность.

— А? Даже так?

— Да. И знание обстановки позволило мне и жителям деревни принять окончательное решение: не вступать в сотрудничество с вами и не соглашаться на слияние.

5

— Меня это нисколько не огорчает, более того — я тобой восхищён. Я просто испытываю некоторое любопытство. Ну да ладно, не будем об этом сегодня. Не стану оправдываться сам или оправдывать корпорацию, ради сохранения доброй репутации не буду навязываться, потому что на свете много того, чего не объяснишь словами. Для Цзитаньцзяо противостоять нашей корпорации — всё равно что пытаться яйцом разбить камень, и я хочу уберечь это «яйцо», — удручённо говорил Чуньюй Баоцэ, а затем встал и, схватившись за сердце, снова тяжело опустился на место.

У Шаюань не смотрел на гостя. Уставившись на свои руки, он произнёс:

— Для меня Цзитаньцзяо и та женщина на острове неразрывно связаны. Я не могу их разделить. То время, что я прожил в городе, было для меня пыткой, хотя другие там, может быть, и чувствуют себя как рыба в воде; а моя вода здесь, в этом море, в этих хижинах. Если бы вы знали, как я страдаю без неё, вы бы поняли, что для меня означает потеря Цзитаньцзяо. Я до сих пор один, потому что не могу её забыть, не могу смириться. Отпустить её, начать жизнь с чистого листа я не в состоянии…

— Верно, и никто бы не смог, правда. Это не похоже ни на что на свете, это любовь. Кто-то, может, и скажет легкомысленно: «Прошлое пускай остаётся в прошлом», но так может сказать только тот, кто никогда не любил по-настоящему. В романах часто пишут «увековечено в сердце, выгравировано на костях» — вот уж точнее и не скажешь! — Чуньюй Баоцэ снова поднялся, хлопнул собеседника по плечу и даже погладил его по голове.

У Шаюань почувствовал себя неловко и отвернулся. Чуньюй Баоцэ протяжно вздохнул:

— Да, мы столкнулись с такой проблемой — вот она, перед нами, — и мы должны срочно её решать, это не терпит отлагательств. В ключевой момент проще всего допустить ошибку, то есть смешать в одну кучу так называемое дело и свои сердечные дела. Нет, это не одно и то же, более того — они друг другу противоречат! Набраться мужества и разделить их очень трудно, потому что в нашем возрасте, когда почти всё завязано на карьерных достижениях, у нас появляется масштабная деятельность. Мы вкладываем в неё все душевные силы и не в силах от неё отказаться, но однажды она высосет из нас всю кровь до последней капли, и от нас останутся кожа да кости. Ну да ладно, я готов с лёгким сердцем пуститься в путь, прямиком к месту назначения, пусть даже таким образом я не достигну цели, не смогу догнать любимого человека. Я старше тебя на несколько лет, у меня уже не так много времени.

У Шаюань погрузился в раздумья. Время от времени он взглядывал на Чуньюй Баоцэ, будто хотел о чём-то спросить, но в конце концов так и не раскрыл рта.

Председатель же неотрывно наблюдал за собеседником, про себя многократно обзывая его «интеллигентишкой», и напряжение на его лице немного спало. Ему было жарко, его мучила сухость в горле, и он выпил много воды, поэтому теперь отправился по малой нужде в располагавшуюся рядом уборную. Вернувшись в комнату и на ходу застёгивая ремень, он произнёс: