— Сейчас придёт Подтяжкин. Но я вам о другом хотела рассказать, об этой фольклористке. Она рассказывала, как видела вас одетым в европейский костюм, и при этом употребила кое-какое выражение.
— Какое выражение? — Тон его сделался мягким и вкрадчивым.
— «Будто совсем другой человек».
— Что-нибудь ещё говорила?
— Больше ничего.
Чуньюй Баоцэ рухнул на диван.
— Я думаю, вам с ней никогда не стать подругами.
— Конечно, сразу не получится, — захихикала замдиректора. — Я хотела ей подарить пару сверчков, вырезанных из яшмы, но она не взяла. Тогда я подарила ей небольшую старинную скалку, которой чуньбины[23] делают, это она приняла.
— Да? — Такой подарок показался председателю более чем странным.
Замдиректора придвинулась к нему поближе:
— Однако я кое-что разузнала. У неё с тем очкариком и впрямь какие-то необычные отношения: стоит ей заговорить о нём, как у неё счастье аж из ноздрей сочится; а ещё я видела, что она вышивает на старинных пяльцах пару резвящихся в воде уточек-мандаринок.
Чуньюй Баоцэ развернулся к ней и, обнаружив, что её ярко накрашенные губы приблизились к нему почти вплотную, слегка отстранился.
— Поглядим, куда эти уточки приземлятся, но, по-моему, и так всё яснее ясного, — сказала она, чрезвычайно довольная собой.
Чуньюй Баоцэ хотел было похвалить её, но в это время вошёл Подтяжкин со своим кожаным портфелем под мышкой и почтительно, хотя и наспех, поприветствовал хозяина.
— Председатель, ваш способ прекрасен: как только пошла работа в обеих соседних деревнях, в Цзитаньцзяо начались несладкие деньки.
Уставившись на громадный живот Подтяжкина и на его до нелепого широкий ремень, Чуньюй Баоцэ вспомнил нагрудники в доспехах древних воинов и хмыкнул. Подтяжкин сказал:
— Ещё даже не заработали бульдозеры, и уже такой эффект! Этому очкарику такое даже не снилось: он-то думал, если зажатая с двух сторон Цзитаньцзяо заартачится, мы сразу опустим руки и откажемся от своего плана! Даже начальство так считало, да и мы раньше так думали, а вы совершенно неожиданно для всех просто сбросили Цзитаньцзяо со счетов, и теперь для них, зажатых посредине, начался настоящий ад…
Чуньюй Баоцэ поднял руку и прервал его:
— Ближе к делу.
— Так вот, о деле. — Подтяжкин бросил взгляд на заместительницу. — У Шаюань созвал односельчан, поведал им суровую правду о том, что обе соседние деревни скоро станут частью корпорации «Лицзинь», и призвал каждого подумать о собственном будущем, тщательно взвесить все за и против, так как это касается всей деревни, а не кого-то одного и не нескольких деревенских руководителей. Кто-то крикнул: «Я во всём слушаюсь вас, как скажете, так и сделаю!», но он пресёк эти выкрики. После этого собрания несколько местных глав наведывались к жителям будто бы за советом, а на самом деле хотели наладить связи на местах. В конечном счёте они решат сотрудничать с нами до победного. Однако я чувствую, что У Шаюань несколько растерян…
Чуньюй Баоцэ встал и сделал несколько шагов. Позади что-то зашелестело: это Подтяжкин с заместительницей расстилали прямо на полу чертежи. Он повернулся к ним; Подтяжкин достал лазерную указку, и по карте на полу запрыгала красная точка:
— Вот это международный причал, а это гольф-площадка; вот здесь — дом гильдии, который будет выстроен по первоклассному проекту, в стиле, совершенно отличном от нашей штаб-квартиры. К строительству запланированной магистрали уже можно приступать, наши бульдозеры начнут работать здесь, на виду у Цзитаньцзяо… Тогда игра в кошки-мышки, которую вы там затеяли, станет ещё интереснее.
По лицу Чуньюй Баоцэ пробежала судорога; он заёрзал на диване. Подтяжкин прервал свою речь, но поняв, что начальство не собирается ничего говорить, продолжил. Чуньюй Баоцэ издал стон.
— Вам нехорошо? — обратилась к нему замдиректора.
— Вот ведь невезение…
Подтяжкин приблизился к нему, искоса взглянул на заместительницу и потёр руки, словно намеревался излить весь свой гнев на её подступившую вплотную грудь.
Чуньюй Баоцэ прищурился:
— Как же неприятно лгать! Когда я беседовал с этим У Шаюанем из Цзитаньцзяо, мне хотелось быть искренним, потому что он-то ни единой фразой меня не обманывал. Последние несколько дней я безвылазно сидел в замке и думал. Я понял, что чересчур переигрывал. Что же лучше — быть посредственным актёром или искренним собеседником? Я всё время об этом думаю. Сейчас я вам вот что скажу: на данном этапе шахматную партию продолжите вы сами, а мне это всё до лампочки, отныне я буду заниматься только тем, что мне самому по душе, я и так слишком много времени в своей жизни потратил зря — нельзя больше быть таким расточительным… Извините, я ясно выразился: я достаточно долго вам помогал, теперь вам нужно пытаться продолжать путь самостоятельно, без костылей, то есть без меня!
Подтяжкин поджал губы и обернулся к своей помощнице.
Когда до той наконец дошёл смысл слов председателя, она захныкала: