Истории замка Айюэбао

— У него аппетит неуёмный, он нам швырнул деньги обратно и заявил, что хочет яхту.

— Какую ещё яхту?

— Чтобы выходить в открытое море. Мать его, это грабёж средь бела дня.

— Ну и подлец! — взревел Чуньюй Баоцэ.

— Я натравила на него полицейских, — влезла в разговор замдиректора, — чтобы те его хорошенько отделали, затем мы сунули его в холщовый мешок и швырнули прямо в ледяное море. Тут он сразу заголосил, а на следующий день послушно принял пачку купюр…

Она прямо-таки задыхалась от смеха.

Чуньюй Баоцэ сказал, поигрывая сигарой:

— К У Шаюаню такие меры применять нельзя, он из интеллигентов.

— Само собой, — кивнул Подтяжкин, — в зависимости от обстоятельств мы применяем разные подходы. Сначала мы предоставим ему возможность высказаться по таким вопросам, как система акционирования и форма инвестирования, передадим инициативу в его руки.

Чуньюй Баоцэ небрежно взглянул на расстеленный на столе план, хмыкнул и взмахнул рукой:

— Не забывайте о принципах, эффективности и дисциплине! Надо как можно скорее расколоть этот крепкий орешек по имени У Шаюань! Ступайте, у меня ещё есть дела…

Посетители удалились. Скинув с себя халат, Чуньюй Баоцэ прошёл во внутреннюю комнату и там лицом к лицу столкнулся с Куколкой. Та несла в руках одежду. Полотенцем она обтёрла его голову, на которой оставались капли воды. Они пересекли комнату и направились прямиком в просторную гостиную с диваном. На письменном столе стоял букет свежих цветов, поблёскивавших каплями росы. Они сели: Чуньюй Баоцэ расположился полулёжа, а Куколка, подложив себе пуховый коврик, села чуть поодаль. Председатель вынул из картонной коробки стопку аккуратно отпечатанных черновиков и подтолкнул их к ней:

— Полистай вот это, пока мы тут болтаем. На самом деле надо было раньше тебе рассказать, ты ведь управляющая замка и имеешь право знать обо всём. Разве не так?

Куколка хранила молчание. Она осторожно засунула листы бумаги обратно в коробку, прижала к себе, как младенца, и посмотрела на этого мужчину, довольного исполнением своих желаний и в то же время страшно измотанного и одряхлевшего: затмив современников своими достижениями, он оставался беспечным и даже легкомысленным, только и думал, как бы спрятаться в своём замке. Она надеялась, что он снова окрепнет, возьмёт себя в руки, станет таким же энергичным и амбициозным, как прежде. Его блестящие вьющиеся волосы и два плотных ряда зубов говорили ей о том, что в этом человеке до сих пор таились сила и горячность, что он способен был пройти ещё долгий путь. Он потратил много времени на рассказ о своём прошлом, словно проводил инвентаризацию своей памяти. Смогут ли итоги этой инвентаризации вновь пробудить в нём отвагу и мужество? Когда человек становится достаточно стар, что для него означает погружение в воспоминания? Это было недоступно её пониманию… Чуньюй Баоцэ вздохнул:

— Когда я прихожу в мансарду или нахожусь в замке, я чувствую себя, как завывающий старый леопард. Я не знаю, как долго ещё смогу идти. Во время приступов моей «болезни нелюдимости» я всё равно что мёртв. Но я всё же хочу, чтобы молодая душа вернулась в мир людей и начала всё сначала! Наверное, это несбыточная надежда, и я уже на это не способен… Комиссар всё знает, поэтому поспешила покинуть меня. Никто не понимал меня так, как она, до того она проницательна. Она терпеть не может полумёртвых, ей нужно, чтобы рядом был мужчина молодой и полный жизненных сил. Когда будет возможность, ты обязательно должна с ней познакомиться, она многому научит тебя, начиная с постельных дел и заканчивая навыками обращения с оружием: она настоящий мастер. Ай, какая жалость…

Он замолчал.

— О чём вы жалеете? — спросила Куколка.