Истории замка Айюэбао

Тот переулок и тот НИИ давно уже отпечатались на сердце огненным клеймом; Баоцэ с превеликим трудом наконец отыскал их. Старик Ли Ицзинь, седой как лунь, вышел из тюрьмы ровно год назад. Глаза его светились добротой и любовью. Он положил руку на плечо Баоцэ, словно перед ним был возвратившийся сын. Жена его, как выяснилось, скончалась в тот же год, когда его упекли в тюрьму, и теперь он был один как перст. Баоцэ не хотелось ворошить прошлое, но он не мог не рассказать старику, как однажды услышал игру Ли Иня на скрипке — ему тогда показалось, будто в воздухе звенят голоса жаворонков. Надолго замолчав, старик заключил юношу в крепкие объятия. Баоцэ остался жить у него. Днём дядюшка уходил в НИИ и возвращался лишь поздно вечером. Весь день в доме стояла тишина, Баоцэ читал, с наслаждением вдыхая аромат пожелтевших книжных страниц, и воображение его наполняли картины былых времён. Над скрипкой, к которой уже давно никто не прикасался, висела фотография семьи из трёх человек: красивая мать, невинный малыш Ли Инь и привлекательный, статный дядюшка. Юноша долго и пристально смотрел на фотографию, обмениваясь взглядами с запечатлённой на ней семьёй. Ли Инь с фотографии словно много лет ожидал этой возможности и всем своим видом говорил: давай снова познакомимся. Когда же было сделано это фото? Здесь Ли Иню не больше семи-восьми лет, на нём детская матроска, а глаза большие-пребольшие.

В два часа ночи Баоцэ застал дядюшку Ицзиня сидящим по центру дивана, его серебристая шевелюра словно мерцала в темноте. Юноша сел вплотную к нему.

— Дитя моё, расскажи, как ты сюда добирался.

Баоцэ кивнул, но не знал, с чего начать. Перед его мысленным взором вновь сверкнул тот страшный рассвет:

— С того дня я больше ничего не боюсь.

Всю дорогу он мчался, как затравленный зверь, стёрший в кровь лапы, бежал до самого Саньдаогана, а затем и до Циндао.

— Теперь ты дома, — просипел старый дядюшка, — и тебе больше никуда не надо бежать.

— Мне нужно вернуться в Саньдаоган, я им обещал.

Старик больше ничего не говорил. Через три дня дядюшка сказал Баоцэ, что нашёл для него работу на фабрике, размещавшейся на нижнем этаже НИИ: сначала он будет работать по контракту, но есть надежда, что потом его наймут официально. Радость Баоцэ превзошла все ожидания старика; юноша отвесил ему глубокий поклон. С тех пор у Баоцэ началась новая жизнь, которая, казалось, была продолжением тех счастливых дней на школьной фабрике. Всё было словно вчера: на работу, с работы, чтение книг, лихорадочные записи в записной книжке.

Баоцэ съездил в Саньдаоган, путь туда и обратно занял у него пять дней. Староста, узнав, что юноша и впрямь нашёл себе заработок, даже похвалил его, восхищённо заявив, что он оказался самым толковым юношей из их деревни.

— Эх, не дожила твоя матушка до этого счастья! — сказал старик, подняв высоко в руке пирожное, привезённое ему Баоцэ, и рассматривая его: съесть было жалко.

По возвращении в Циндао Баоцэ обнаружил, что его записная книжка раскрыта, а рядом громоздится гора книг — все из библиотеки. Дядюшка Ицзинь сказал:

— Прости меня, я прочёл твои записи. Ли Инь говорил, что ты здорово пишешь. Я тут подумал, если ты не против, я бы мог устроить тебе встречу с одним моим другом, который работает в журнале.

Жар хлынул в лицо Баоцэ, он не знал, что ответить. Дядюшка был человеком слова и дела и уже через два дня пригласил этого друга, приготовив дома знатное угощение. Гость — человек в очках — внимательно изучил записную книжку и, глотнув вина, сказал:

— Замечательно.

Сердце Баоцэ заколотилось. Ли Ицзинь произнёс тост. Гость отпил ещё глоток и, поправив очки, продолжил:

— На то, чтобы созреть как литератору, ему понадобится ещё десять лет.

Сердце Баоцэ ухнуло в бездну. Ему и так уже было под тридцать. Он взглянул на дядюшку. Ли Ицзинь вопросительно уставился на очки гостя, а тот добавил, поджав губы:

— И это как минимум.

Значит, предстоят ещё десять тяжких лет. Это предсказание казалось молодому человеку ценным и в то же время жестоким. Словно бросая ему вызов, Баоцэ стал всё своё свободное время тратить на сочинительство. Спустя месяц дядюшка отнёс исписанную стопку листов в издательство журнала. Тот человек, изучив их, повторил: «Десять лет».

Тем временем на фабрике технический специалист осыпал Баоцэ похвалами, восхищаясь его отточенным мастерством создания чертежей. Он порекомендовал Баоцэ для участия в рабочей группе по одному из проектов, решительно заявив, что нашёл «парня смышлёней самой виверры». Баоцэ сначала воспринял это как оскорбление в свой адрес, но позже узнал, что виверра — домашнее животное техника, и он в нём души не чаял. Время летело стрелой, не успели моргнуть и глазом, как прошёл год. Из молчаливого и замкнутого юноши Баоцэ превратился в квалифицированного технического специалиста, способного чётко и ясно излагать свои мысли. В тот год весной к Баоцэ приехал староста в сопровождении руководителя коммуны. Невзирая на усталость после долгой дороги, старик, едва переступив порог, сразу же перешёл к делу: