История Афганистана. С древнейших времен до учреждения королевской монархии

Как мы узнаем от Мохан Лала[37], в этот период Дост Мухаммед, который вел переписку с шахом и царем, написал первому: «Если окажется, что я не могу противостоять этому дьявольскому племени [сикхам], то тогда у меня не будет выбора, и я должен буду связать себя с англичанами, которые таким образом обретут полную власть над всем Афганистаном». Эмир также написал царю, что так как Мухаммед-шах вступил в тесные связи с Россией, он тоже, будучи мусульманином, желает последовать его примеру. Далее он добавил, что если царь не поможет ему в борьбе с сикхами, то этот народ, являющийся союзником англичан, одолеет его, а англичане под личиной торговцев уничтожат торговлю между Москвой, Бухарой и Кабулом. Эти письма олицетворяют обычную политику правителей Персии, Бухары и Афганистана, которую можно назвать политикой «прощупывания почвы».

Прибытие в Кабул капитана Витковича

Пока шли переговоры между Бернсом и эмиром, русский «торговый агент» добрался до Кабула. Капитан Виткович, служащий губернатора Оренбурга, присоединился к персидской армии во время ее похода на Герат и много раз удостаивался аудиенции у шаха и визиря хаджи мирзы Агаси. Покинув царский лагерь в Нишапуре, он поехал в Кандагар, где его радушно принял Кохандил-хан. Он быстро заключил договор с этим вождем, который из-за своей ненависти к Камран-мирзе был готов сотрудничать с Мухаммед-шахом и действовать против Герата. Затем он поехал в Кабул, где и оказался в декабре 1837 г.

Положение эмира было очень трудным. Все еще надеясь на помощь англичан, он спросил совета у Бернса, следует ли ему принимать Витковича, и принял его только с одобрения британского посланника.

Русский эмиссар привез два письма коммерческого характера – одно от самого русского царя, а другое от графа Симонича – русского посланника в Тегеране. Подлинность царского письма сначала вызывала сомнения, но впоследствии была подтверждена. Письмо содержало следующее: «В счастливый час посланец Вашего высочества мирза Хусейн прибыл к моему двору с вашим дружеским письмом. Оно сильно польстило мне, и я был доволен вашим дружеским отношением к моему долговечному правлению. Вследствие этого. я всегда буду счастлив помочь народу Кабула, который может приезжать торговать в мое царство.» Письмо было отправлено из Санкт-Петербурга 27 апреля 1837 г.

Темпераментный Бернс написал одному своему другу: «Герат осажден и может пасть; а русский император отправил посланника в Кабул, чтобы предложить Дост Мухаммеду деньги на войну с Ран-джит Сингхом! Я не мог поверить своим глазам и ушам; но капитан Виткович – так зовут этого посланника – прибыл сюда с письмом длиной три фута и немедленно пожелал засвидетельствовать мне свое почтение. Я, разумеется, принял его и пригласил на обед».

Бернс отправил копии этих писем, предоставленных ему эмиром, генерал-губернатору. В октябре 1838 г. лорд Пальмерстон в ноте, которая должна была быть передана британским послом графу Нессельроде – министру иностранных дел России, представил детальное описание деятельности русских представителей в Персии и Афганистане и указал, что она противоречит уверениям, данным Великобритании в 1837 г. В ответ Нессельроде заметил, что миссия Витковича носит чисто коммерческий характер и не содержит «ни малейших намерений, враждебных английскому правительству, в том числе планов нарушить спокойствие британских владений в Индии». Тон этого ответа был одновременно и дружеским, и благоразумным.

Политика британского правительства

Глядя на эту ситуацию глазами историка по прошествии долгого времени после рассматриваемых событий, я вижу, что политика, отстаиваемая Бернсом как другом Афганистана, была правильной. Господин (позднее сэр Джон) Макнейл – посланник Великобритании в Тегеране – написал Бернсу 13 марта 1837 г.: «Я искренне желаю – если эмир Дост Мухаммед-хан и вы придете к хорошему взаимопониманию, – чтобы он получил во владение и Кандагар, и Кабул. Денежная ссуда, вероятно, даст ему возможность сделать это, а нам – большое влияние на него».

К сожалению, Уэйд, через руки которого проходили и письма Бернса, и это письмо, был противником такой политики и написал личному секретарю генерал-губернатора: «Такой эксперимент со стороны нашего правительства сыграет на руку нашим соперникам и, будучи сродни самоубийству, лишит нас имеющегося в запасе мощного средства контроля нынешних правителей Афганистана». Он продолжил, утверждая, что «пока афганцы распределены по нескольким государствам, существует большая вероятность, что они, на мой взгляд, будут больше содействовать воплощению идей и интересов британского правительства». Эти идеи от горячего сторонника шаха Шуджи, без сомнения, имели немалый вес. Их поддерживал Макнагтен – влиятельный чиновник, который, однако, не имел опыта общения с афганцами и не был в Афганистане.