Эмира неоднократно настоятельно просили восстановить укрепления Герата, но британских офицеров туда впустили не без труда, что полностью подтверждало позицию эмира, который не хотел помощи от англичан. Завершив строительство части оборонительных сооружений, Риджуэй доложил, что Герат может выдержать осаду в течение около месяца и что он решительно против того, чтобы в случае войны миссия укрывалась в этом городе.
В сентябре 1885 г. вопрос об установлении границы был решен лордом Солсбери (который в июле 1885 г. сменил Гладстона на посту премьер-министра) и российским послом. В ноябре Риджуэй встретился с российским уполномоченным полковником Кульбергом у Зульфикарского прохода.
Долгая задержка в ожидании указаний с родины не была потрачена даром британскими топографами под руководством майора (позднее сэра Томаса) Холдича, результаты триангуляции которых были с готовностью приняты российским уполномоченным. От Зульфикарского прохода до реки Мургаб обе стороны уже сделали топографическую съемку местности, которая практически была уже известна до Маручака. Несмотря на протокол, русские заявили права на большую территорию, которая придвинула бы их значительно ближе к Герату, в то время как афганский представитель, который служил очень строгому хозяину, естественно, бился изо всех сил за местные пастбища. Более того, эмир, без сомнения, позволял своим представителям состоять в прямой переписке с российскими чиновниками. Однако, несмотря на постоянную связь двух уполномоченных со своими властями, работа неуклонно продолжалась, в то время как личные отношения двух сторон оставались прекрасными.
За Маручаком миссия вступила в запутанный лабиринт глиняных и песчаных дюн, известных как
Серьезный спор возник по поводу города Хамиаба на реке Окс. Он возник главным образом из-за включения в пограничное соглашение между двумя правительствами Хваджи-Салара как переправы через реку Окс, которая должна была стать конечным пунктом границы. Эта переправа, безусловно, существовала, когда Бернс упоминал о ней за пятьдесят лет до составления соглашения, но она исчезла, и о ней забыли. Риджуэй отождествил ее с городом Исламом, расположенным приблизительно в 14 милях севернее Хамиаба; этот район был населен афганцами, которые на протяжении одного поколения платили налоги Афганистану. Изучив на месте этот вопрос, он возвратился в Англию; были получены указания подписать карты и протокол до Дукчи (это расстояние протяженностью 330 миль к востоку от Зульфикарского прохода) и оставить этот спорный вопрос для решения двумя правительствами.
После отчета Лондону Риджуэй был направлен в Санкт-Петербург в качестве уполномоченного Великобритании для ведения переговоров об условиях. Он обнаружил, что военные враждебно относятся к урегулированию, которое поставило определенный предел их политике продвижения вперед. Но, к счастью, его принял царь, и вот цитата из его письма Дюранду: «Я был приятно удивлен, когда приехал домой из Санкт-Петербурга и обнаружил, что лорд Солсбери и его кабинет пожелали обойти этот вопрос молчанием. и только когда я уверил министров, что император имеет намерение прийти к соглашению, они согласились на то, чтобы переговоры продолжились. Последними словами лорда Солсбери, обращенными ко мне, были: «Демаркация не стоит бумаги, на которой она прописана, но раз уж вы начали, то лучше покончите с этим, если сможете».
Несмотря на эти пессимистичные слова, Риджуэй убедил русских принять компенсацию за Хамиаб на реке Окс в окрестностях Кушки. В конце концов у него появилась возможность доложить, что «эмир не потерял ни пенса доходов, ни единого подданного и ни одного акра земли, которая была занята или вспахана афганским подданным». Безусловно, он заслужил благодарность Великобритании, Индии и эмира.
Окончательные протоколы, имевшие отношение к русско-афганской границе от Хари-Руд до Окса, были подписаны в 1887 г. Этот договор был подкреплен искренним заявлением британского правительства о том, что продвижение на Герат будет являться поводом к войне. Де Жьер сказал, что, без сомнения, Афганистан находится в сфере влияния Великобритании, и сделал акцент: «C’est la parole de l’Empereur que vous avez, non seulment la mienne»[61]
.