История Александра Македонского

8. Александр позаботился и о нарядах и предпочел носить не индийскую одежду, а. персидскую, которая была удобнее. При этой из наряда варваров он устранил все необычное и театральное, а именно тиару, кандий и анаксириды и, как сообщает Эратосфен, носил одеяние среднее между персидским и македонским. Как философу, ему было все равно, что носить, но как всеобщему правителю и любящему своих людей царю, уважением к одеяниям побежденных ему удалось приобрести их расположение и сделать так, чтобы они по-настоящему полюбили иакедонян как наставников, вместо того чтобы возненавидеть их как врагов. Наоборот, глупо и бессмысленно было бы любить одноцветный плащ и презирать хитон с пурпурной каймой или, наоборот, отвергать первый и приходить в упоение от второго и, подобно малому ребенку, который надевает то, что велнт кормилица, сохранять одежду только потому, что ее носили предки. Люди, которые идут охотиться на диких животных, надевают на себя шкуры оленей, в хитониски из птичьих перьев одеваются те, кто ловит птиц, одетые в красные хитоны опасаются попадаться на глаза быкам, а в белые—слонам, потому что названные животные от этих цветов раздражаются и приходят в ярость. А вот великого царя, который, приручив, как животных, и склонив к себе неукротимые и враждующие народы, смягчил их и успокоил, усвоив привычную для них одежду и свойственные им обычаи, унял их уныние и умерил досаду, почему-то упрекают за то, что таким изменением внешнего вида он привлек на свою сторону Азию, ибо оружием он покорил только их тела, а души завоевал, переняв их одежду, тогда как следует восхищаться его мудростью! Аристиппа, известного последователя Сократа, восхва-15-Ш 433 ляют за одно то, что он, появляясь как в бедном рубище, так и в милетском плаще, и в том и в другом одеянии сохранял свое достоинство. А Александра почему-то осуждают за то, что придал красоту одежде своих предков и при этом, начиная закладывать основания великой державы, не выказал презрения к побежденным. Не как разбойник он обрушился на Азию, и смотрел он на нее не как на добычу или на плод нечаянного благоволения Удачи, предназначенный для грабежа и расхищения, и вел себя не так, как впоследствии Ганнибал в Италии, а в прежние времена треры в Ионии, а скифы в Мидии. Но хотел он, чтобы на земле все было подчинено одному закону и собрано б одно государство, предполагал соединить всех людей в один народ, поэтому если бы божество, пославшее, сюда душу Александра, не позвало его так быстро назад, один закон просвещал бы всех людей, которые бы стремились к единой справедливости, как к единому для всех солнечному свету. Однако ныне та часть земли, которую Александр не видел, так и остается непросвещенной сиянием этого солнца.

9. А разве сама причина его походов не доказывает лучше всего, что этот муж был философом, ибо он думал не о собственном богатстве и не о роскоши, а о том, чтобы утвердить мир, единодушие и дружелюбие среди всех людей. Однако кроме этого рассмотрим-ка мы высказывания Александра, поскольку и у других царей и правителей нравы и душевные качества лучше всего обнаруживаются по их изречениям. Антигон Старший некоему софисту, когда тот читал перед ним сочинение о справедливости, заметил: «Ты глуп, потому что, видя, как я разоряю мне не принадлежащие города, рассуждаешь со мною о справедливости». Тиран Дионисий советовал детей обманывать игрушками, а взрослых мужей — обещаниями, а на надгробном памятнике у Сарданапала было написано:

«Тем я владею, что съел, и тем, что вкусил.» Кто станет отрицать, что в этих изречениях видна любовь к наслаждениям, нечестие, несправедливость и жадность? Если же ты из высказываний Александра выбросишь то, что касается диадемы, Аммона и его происхождения, то остальные покажутся тебе изречениями Сократа, Платона или Пифагора. Мы не будем рассматривать то, что начертали ради восхваления поэты под его изображениями и статуями:

«Кажется, что говорит эта статуя, глядя на Зевса:

Зевс, па Олимпе цари, землю же мне предоставь», ведь их волновало не благоразумие Александра, а его сила. То же самое можно сказать о словах Александра: «Ведь я сын Зевса». Все это, как я уже говорил, сочинили поэты, льстившие его Удаче, мы же обратимся к подлинным изречениям Александра, начав с того, что было сказано еще в юности. Когда друзья убеждали Александра выступить в Олимпии, так как он был самым быстроногим из своих сверстников, он спросил у них, будут ли его соперниками цари, и, получив от-