Читаем История античной литературы полностью

Медью воинской весь блестит, весь оружием убран дом — Аресу в честь.Тут шеломы, как жар, горят, и колышатся белые на них хвосты.Там медяные поножи на гвоздях поразвешаны; кольчуги там.Вот и панцири из холста; вот и полные, круглые лежат щиты.Есть булаты халкидские, есть и пояс и перевязь; готово все!Ничего не забыто здесь; не забудем и мы, друзья, за что взялись!

Детальнейшее описание доспехов и оружия типично для эпического стиля, где оно следует за решением героя вступить в поединок и предшествует описанию поединка. Но Алкей подробно описывает воинское убранство, чтобы побудить людей к бою, внушить им необходимость немедленных действий.

В другом фрагменте гражданские распри поэт представляет разбушевавшимися стихиями. «Яростным бунтом ветров», «мятежной свалкой валов», «под натиском злобных волн» несется корабль, т. е. корпорация соратников Алкея, которые сопоставлены с несчастными моряками:

Уж захлестнула палубу сплошь вода;Уже просвечивает парус,Весь продырявлен. Ослабли скрепы.

Композиция застольных песен Алкея не выходит за рамки традиционной застольной поэзии. Поэт начинает с описания пира, повода его и обстановки, затем указывается время года или суток, при всех случаях удобное для встречи за чашей вина. Иногда поэт дополняет свои аргументы с помощью мифа. Так, созывая друзей на пир, он говорит о быстротечности человеческой жизни и ссылается на то, что даже такому хитрецу, как Сизиф, дважды обманувшему смерть, пришлось все же спуститься к водам мрачного Ахеронта и взять на себя в потустороннем мире бремя тяжелого и бессмысленного труда. В отличие от эпического использования мифологических примеров, где они служили побуждением к действию или оправдывали таковое, Алкей ссылается на миф ради доказательства тщетности человеческих устремлений.

В иных случаях связь с эпосом проявляется у Алкея еще в позитивном плане. Он нередко обращается к темам троянских сказаний, вероятно, ставших актуальными в период борьбы за Троаду. Неоднократно осуждается Елена. Повергнутая в безумье Афродитой, она ради пришельца покинула дом, ребенка и мужа. Ей, принесшей гибель Трое и величайшие страдания грекам, Алкей противопоставляет Фетиду, мать величайшего греческого героя. Помимо этического осмысления эпических тем и мотивов Алкей нередко обращается к ним в связи с настоящим временем. Так, в фольклорной поэзии широко распространены песни-напутствия, или приветствия, нашедшие отклик в ранней мелике. Но, приветствуя брата, вернувшегося из Вавилона, поэт говорит не о радости встречи, не о своих чувствах, а о подвиге брата, одолевшего грозного великана и получившего от царя меч с рукоятью из слоновой кости. Подвиг брата в изложении Алкея перекликается с подвигом библейского героя Давида, одолевшего великана Голиафа.

Из народной песни заимствует Алкей любовный мотив, чуждый эпической поэзии. Эрота, «сына златоволосого Зефира», он называет самым грозным из богов. В одном крайне фрагментарном отрывке тоскует покинутая девушка. Говоря о себе в первом лице, она жалуется на то, что в ее «страхом объятой груди возникает стон лани...». Возможно, что из песенного фольклора пришло к Алкею новое и неизвестное греческой поэзии восприятие природы, хотя и у него пейзаж еще не играет самостоятельной роли, не помогает раскрывать мировосприятие. Но он уже не только видит, но и тонко чувствует природу, когда говорит о птицах, об озере, о благоуханной прохладной воде, о сверкающей виноградной лозе, о зеленом тростнике, о цветущей весне и о дыхании ласковых ветров.

Алкей очень непосредственен и эмоционален; он всегда стремится сразу же привлечь к себе слушателя и завладеть полностью его вниманием. Отсюда моментальная и экспрессивная фиксация отдельного конкретного факта или единого непосредственного впечатления.

Творчество Алкея было очень популярно и любимо в античности. Александрийские ученые распределили все наследие поэта в десяти книгах, подобранных тематически. Им восторгался и подражал ему Гораций, заимствовавший один из любимых размеров Алкея — так называемую алкееву строфу. Схема этой логаэдической[34] строфы такова:

Уже в древности отмечались «величие, лаконичность и сладкозвучность, соединенные с мощью» как характерные особенности стихов Алкея.

Перейти на страницу:

Похожие книги

По страницам «Войны и мира». Заметки о романе Л. Н. Толстого «Война и мир»
По страницам «Войны и мира». Заметки о романе Л. Н. Толстого «Война и мир»

Книга Н. Долининой «По страницам "Войны и мира"» продолжает ряд работ того же автора «Прочитаем "Онегина" вместе», «Печорин и наше время», «Предисловие к Достоевскому», написанных в манере размышления вместе с читателем. Эпопея Толстого и сегодня для нас книга не только об исторических событиях прошлого. Роман великого писателя остро современен, с его страниц встают проблемы мужества, честности, патриотизма, любви, верности – вопросы, которые каждый решает для себя точно так же, как и двести лет назад. Об этих нравственных проблемах, о том, как мы разрешаем их сегодня, идёт речь в книге «По страницам "Войны и мира"».В формате PDF A4 сохранен издательский макет книги.

Наталья Григорьевна Долинина

Литературоведение / Учебная и научная литература / Образование и наука
Уильям Шекспир — природа, как отражение чувств. Перевод и семантический анализ сонетов 71, 117, 12, 112, 33, 34, 35, 97, 73, 75 Уильяма Шекспира
Уильям Шекспир — природа, как отражение чувств. Перевод и семантический анализ сонетов 71, 117, 12, 112, 33, 34, 35, 97, 73, 75 Уильяма Шекспира

Несколько месяцев назад у меня возникла идея создания подборки сонетов и фрагментов пьес, где образная тематика могла бы затронуть тему природы во всех её проявлениях для отражения чувств и переживаний барда.  По мере перевода групп сонетов, а этот процесс  нелёгкий, требующий терпения мной была формирования подборка сонетов 71, 117, 12, 112, 33, 34, 35, 97, 73 и 75, которые подходили для намеченной тематики.  Когда в пьесе «Цимбелин король Британии» словами одного из главных героев Белариуса, автор в сердцах воскликнул: «How hard it is to hide the sparks of nature!», «Насколько тяжело скрывать искры природы!». Мы знаем, что пьеса «Цимбелин король Британии», была самой последней из написанных Шекспиром, когда известный драматург уже был на апогее признания литературным бомондом Лондона. Это было время, когда на театральных подмостках Лондона преобладали постановки пьес величайшего мастера драматургии, а величайшим искусством из всех существующих был театр.  Характерно, но в 2008 году Ламберто Тассинари опубликовал 378-ми страничную книгу «Шекспир? Это писательский псевдоним Джона Флорио» («Shakespeare? It is John Florio's pen name»), имеющей такое оригинальное название в титуле, — «Shakespeare? Е il nome d'arte di John Florio». В которой довольно-таки убедительно доказывал, что оба (сам Уильям Шекспир и Джон Флорио) могли тяготеть, согласно шекспировским симпатиям к итальянской обстановке (в пьесах), а также его хорошее знание Италии, которое превосходило то, что можно было сказать об исторически принятом сыне ремесленника-перчаточника Уильяме Шекспире из Стратфорда на Эйвоне. Впрочем, никто не упомянул об хорошем знании Италии Эдуардом де Вер, 17-м графом Оксфордом, когда он по поручению королевы отправился на 11-ть месяцев в Европу, большую часть времени путешествуя по Италии! Помимо этого, хорошо была известна многолетняя дружба связавшего Эдуарда де Вера с Джоном Флорио, котором оказывал ему посильную помощь в написании исторических пьес, как консультант.  

Автор Неизвестeн

Критика / Литературоведение / Поэзия / Зарубежная классика / Зарубежная поэзия
Дело о Синей Бороде, или Истории людей, ставших знаменитыми персонажами
Дело о Синей Бороде, или Истории людей, ставших знаменитыми персонажами

Барон Жиль де Ре, маршал Франции и алхимик, послуживший прототипом Синей Бороды, вошел в историю как едва ли не самый знаменитый садист, половой извращенец и серийный убийца. Но не сгустила ли краски народная молва, а вслед за ней и сказочник Шарль Перро — был ли барон столь порочен на самом деле? А Мазепа? Не пушкинский персонаж, а реальный гетман Украины — кто он был, предатель или герой? И что общего между красавицей черкешенкой Сатаней, ставшей женой русского дворянина Нечволодова, и лермонтовской Бэлой? И кто такая Евлалия Кадмина, чья судьба отразилась в героинях Тургенева, Куприна, Лескова и ряда других менее известных авторов? И были ли конкретные, а не собирательные прототипы у героев Фенимора Купера, Джорджа Оруэлла и Варлама Шаламова?Об этом и о многом другом рассказывает в своей в высшей степени занимательной книге писатель, автор газеты «Совершенно секретно» Сергей Макеев.

Сергей Львович Макеев

Биографии и Мемуары / История / Литературоведение / Образование и наука / Документальное