И вот она сидит здесь, под деревом, и в миллионный раз задается вопросом: почему она? Почему?! Она никогда ничего плохого никому из них не делала! Как-то, еще в шестом классе, на перемене к ней подошла одна девочка и спросила: «А у тебя правда мама умерла?» Мэдди сказала, что да. У той на лице отразились ужас и настороженность. Шагнув в сторону, она зашептала что-то на ухо подружке. «Это не заразно!» – выкрикнула Мэдди. Обе сделали большие глаза и отошли подальше, держась за руки.
Ее, правда, и раньше считали странной. Не травили, как теперь, но смотрели косо. Ну да, она, наверное, немного не такая, как все. Она тихоня и во вкусах и пристрастиях не совпадает с большинством сверстников. И все же она не какая-нибудь Карла Каселла, с которой вместе ходит на три предмета. Та постоянно носит белые носочки до щиколоток и маленький колокольчик на шее, сидит всегда впереди и выкрикивает ответы, хотя ее не спрашивают. Жует с широко открытым ртом – сложно даже поверить, что это не в шутку, – и ездит в школу и из школы с отцом, причем тот выглядит даже еще большим придурком. И никто не достает эту Карлу. Ее, конечно, не принимают, но и не трогают. Или Фред Кауфман, который носит кожаный портфель с маленьким термосом кофе внутри и галстук-бабочку и предпочитает одиночество чьей-либо компании – так все считают, что в школе никого нет круче.
Чем же Мэдди заслужила это?!
Среди того немногого, что ей осталось от матери, – коллекция дисков Тори Эймос. Мэдди постоянно их слушает и читала кое-что о певице. Ей приписывают высказывание: «То, как девчонки изводят друг друга, не выразить никакими словами. С этим не сравнится и самая изощренная китайская пытка». Немного утешает – значит, и другие испытали подобное.
Однако травят Мэдди не только девчонки. Парни тоже участвуют – не так систематически, но все равно постоянно и целенаправленно. Она не понимает, чего они добиваются. Разве что, как кто-то написал ей в Фейсбуке (до того, как она удалила страницу): «Сдохни, тогда станешь популярна».
Одна из песен Тори Эймос, «Девочка-кукурузинка», основана на том, что есть девочки-кукурузинки, а есть изюминки, иные, которых встретишь куда реже – как изюм в коробке кукурузных хлопьев. Первая строчка – «Никогда я не была «кукурузинкой»… Тори тоже не такая, как все, но она принимает свою инакость. Мэдди слабее. Она просто хотела бы стать одной из них. Хотела бы, чтобы ее перестали травить. Что она только не передумала о том, как можно было бы все изменить. Пыталась решить проблему и напрямую, и обходными путями, и упорством, и относясь ко всему с юмором… Бесполезно. Особенно ожесточенная травля началась в прошлом году. Мэдди надеялась, что за лето все забудется, но ничего подобного – сейчас все еще хуже. В последний раз, когда она зашла в женский туалет, кто-то бросил в кабинку из соседней использованный тампон. Потом раздался смех и поспешно удаляющиеся шаги. Ну хоть не попали. Мэдди, скомкав туалетную бумагу, взяла тампон, бросила в унитаз и смыла, не желая, чтобы увидел уборщик. Потом вышла, вымыла руки, не глядя на себя в зеркало, и пошла на урок. Профиль на Фейсбуке удален много месяцев назад, но и это не помогло. На той неделе после урока физкультуры Мэдди стала переобуваться и обнаружила, что ей измазали подошву губной помадой…
Наверное, в каждой школе есть кто-то, с кем происходит подобное. В их школе это она, Мэдди. «И победительницей становится… Мэдди Харрис!» Ей самой противно мысленно произносить собственное имя – вот каково быть изгоем. Они и ее затянули на свою сторону, не подпуская, однако, к себе. Ну хоть что-то у них общее…
Мэдди подходит к ближайшей могиле – Анна Мэри Дорсет, родилась в 1922-м, умерла в 2000-м, – ложится на нее и закрывает глаза. Где-то поют птицы.
Если умереть прямо сейчас, какие устроят похороны? Произнесет ли отец что-нибудь на прощание? Больше-то некому… Только что он может сказать? Если по-честному, то всего четыре слова: «Я не знал ее».
Мэдди чувствует, как по лицу кто-то ползет, и выпрямляется, смахнув насекомое рукой. Муравей. Удивительные создания – мало кто представляет, насколько. Они могут переносить в пятьдесят раз больше собственного веса!
Она наклоняется над могилой Анны Мэри и пытается ощутить что-то, как Артур. Ничего не выходит. Зато Мэдди раскрывается смысл ее любимого стихотворения Лэнгстона Хьюза «Записка самоубийцы». Его герой ощутил себя желанным, нужным кому-то – пусть даже смерти. Река позвала его к себе, и он спокойно принимает ее приглашение – не все ли равно, когда покинуть этот мир?
Пора возвращаться. Мэдди медленно шагает прочь, таща на спине рюкзак весом в пятьдесят раз больше ее самой.
Муравьи-солдаты перекрывают все входы, обороняя свой дом от врагов. Она сделать этого не в силах. И единственного защитника у нее больше нет. «Придешь ко мне на выпускной?» – спросила она как-то Андерсона. Тот нахмурился, но потом ответил: «Ага, само собой». И поцеловал ее так, будто она была самой прекрасной девушкой на свете.