– У нас с Нолой были хорошие друзья – Том и Джоани Гатри. Они поженились в один месяц с нами, и мы всегда думали, что одновременно заведем детей и они будут играть вместе. Мы с Томом все обсуждали, как соорудим для них качели с горкой и песочницу… Но, как ты знаешь, для нас с Нолой это оказалось невозможно. И дети друзей в каком-то смысле стали и нашими тоже. У них сперва родился один сын – малыш Бобби, – а через четыре года второй, Клайд. Бобби не мог правильно выговорить его имя и получалось «Кайт» – мы все сочли это очень милым, так и прилипло как прозвище… Но к чему я веду: после рождения второго ребенка Джоани выглядела очень подавленной и в конце концов призналась нам, что очень боится, сможет ли любить их обоих, найдется ли в ее сердце достаточно места. Получится ли дать Клайду столько же любви, сколько Бобби, и не предаст ли она старшего, предпочтя ему младшего? И Нола передала Джоани слова своей сестры Патрисии, оказавшейся в такой же ситуации: она почувствовала, будто в груди у нее появилось еще одно сердце.
– Я поняла, Артур.
– Поняла?
– Да. Спасибо вам.
Он снова направляется к выходу, однако Мэдди опять окликает его:
– Артур? Подождите секунду, мне надо вам кое-что сказать.
– Да?
Она исчезает в гардеробной и появляется с мистером и миссис Гамбургер в руках.
– Вот они где! – От радости у Артура прерывается голос. – Откуда они у тебя?
– Я взяла их, – опустив голову, признается Мэдди. – С могилы Нолы.
Поднимает глаза и смотрит – очень серьезно. Что-то она бледновата. Надо будет позже посоветоваться с Люсиль – может быть, нужно добавить в рацион побольше шпината? Или печенки, например?
– Простите меня, пожалуйста, – добавляет девушка. – Я сегодня же отнесу их обратно. Просто… они мне очень понравились, и я думала, что мы с вами можем больше не встретиться. Поэтому я их взяла. Извините.
– Понравились, значит? – спрашивает Артур.
Она кивает.
– Да, такое ретро!
– А знаешь, что забавно? Я ведь собирался подарить их тебе на день рождения! Так что они твои!
– Правда?!
Можно подумать, ей Эйфелеву башню презентовали.
– Конечно.
Мэдди бросается к столу и пристраивает фигурки в дальний угол. Отходит на шаг и оценивающе смотрит, потом слегка сдвигает в сторону.
– Вот так!
Затем вытаскивает из рюкзака небольшую фотографию и ставит рядом. Артур подходит взглянуть.
– Это ты?
– Нет, моя мама.
– А… – Он всматривается уже пристальнее. – Как жаль, что она умерла, когда тебе было всего полмесяца.
– Откуда вы знаете?! – изменившимся, севшим голосом спрашивает Мэдди.
Ой! Артур поворачивается к ней.
– Я все собирался тебе сказать… В общем, я встречался с твоим отцом. После того как ты сбежала, он нашел у тебя мой адрес и оставил мне записку с просьбой перезвонить. Я так и сделал. Мы с ним поговорили. Он боялся за тебя и просил тебе кое-что передать.
– Что именно?
«Скажите, что я готов помочь, если ей понадобятся деньги».
– Чтобы ты возвращалась домой. Он любит тебя и очень хочет, чтобы ты вернулась.
– Так и сказал? – переспрашивает она. Взгляд у нее спокойный.
– Ну разумеется. Во всяком случае, в этом смысле. Точных слов я, конечно, не помню, но да, так и сказал. Думаю, он очень сожалеет о том, как… В общем, ему жаль.
– Ладно, но к нему я все равно не вернусь. С этим покончено. Просто не могу. Мне там плохо.
– Понятно. Но он ведь знает, что ты здесь, верно?
– Знает.
Артур вновь наклоняется к фотографии.
– Красивая женщина.
– Да.
– Ты на нее очень похожа. Наверное, твоему папе это было тяжело…
– Он мог бы радоваться, что она хоть отчасти осталась с ним – во мне, – возражает Мэдди. – Так говорит женщина, которая меня консультирует, и я с ней согласна.
Она умолкает на минуту и потом говорит:
– Хотите, я вам кое-что расскажу?
– Конечно!
– Я думаю, что вы поймете…
– Я весь внимание. «А зачем тебе такие большие уши? – Чтобы лучше тебя слышать, дитя мое». – Он с улыбкой указывает на свои по-стариковски непропорционально огромные и усаживается обратно за стол. Мэдди возвращается на кровать.
– В общем, это довольно странная история… Когда мне было года четыре, я сказала папе, что хочу умереть.
Артур резко втягивает воздух, и девушка поспешно добавляет:
– Это не то, что… В смысле, не от тоски или чего-то такого. Просто в воскресной школе нам рассказывали про рай и ад, и как в первом все замечательно. К тому же папа всегда говорил, что моя мама там, на небесах. И еще нам говорили про грехи, как они пятнают человеческую душу – мне сразу представлялась липкая лента для мух, которая постепенно из белой превращается в черную. И чем старше ты становишься, тем больше у тебя грехов, так что мне казалось, что лучше умереть пораньше – тогда уж точно попадешь в рай.