Есть и фото самой Мэдди, уже после смерти мамы, – совсем немного и неважного качества. Вот месяца в три, судя по почерпнутому из книг и интернета, – лежит на животе, недоуменно приподняв головку, изо рта свисает ниточка слюны. Вот стоит, держась за кофейный столик, – видимо, еще не совсем научилась ходить и нуждается в опоре. Где-то возле воды, возможно, у озера, и все так размыто, что даже сложно определить возраст. Три года? Четыре? В белой мантии на выпускном из детского сада. В новенькой скаутской форме, которая больше так и не понадобилась – Мэдди неуютно себя чувствовала среди всех этих беспрерывно трещащих девчонок, приходящих в неуемный восторг даже из-за плетения фенечек. После первого же раза она попросилась у отца больше туда не ходить и до сих пор помнит его ответ: «Ну да, конечно, как обычно. Ты даже и пытаться не хочешь». Еще один снимок, с тринадцатого дня рождения, где она закрывается от фотоаппарата, и на этом все. Больше нет. И даже ни единого, где они с папой вместе. А ведь у него должны были быть друзья, наверное. Хотя Мэдди такого не помнит. Никто к ним никогда не приходил, он даже редко просил кого-нибудь присмотреть за ней, чтобы самому выбраться куда-нибудь. Сидя с альбомом на коленях, впервые за все время она чувствует щемящую жалость к отцу. И в то же время радостное предвкушение, что теперь они наконец-то смогут сблизиться по-настоящему.
Декабрьское утреннее солнце бьет в окно так ярко, что почти слышен стук. Артур лежит в кровати в синей (выглаженной!) пижаме и размышляет. Жизнь – все же странная штука. Очень странная. Вроде бы все в ней сплошные случайности, но иногда поневоле видишь стоящий за ними грандиозный план. Немного напоминает сквэр-данс[19]
, где общую картину можно разглядеть только сверху, а самим участникам это недоступно.Много-много лет назад они с Нолой каждую пятницу по вечерам надевали свои танцевальные костюмы и отправлялись в школьный спортивный зал. На Артуре были брюки, ковбойка на кнопках под перламутр и галстук «боло», а на жене блузка с открытыми плечами и расшитая лентами юбка со множеством нижних под ней, которые закручивались в танце, открывая ноги. И оба плясали ночь напролет с перерывами на пунш и печенье.
На сцене стоял ведущий, говоривший, что кому делать, – почти как Бог. «Все вперед», – говорил он. Начало жизни, первый шаг. «Почтение» – и дамы приседали, а кавалеры кланялись; где теперь такое и увидишь… Разве что, может быть, в Англии. В общем, не важно. «Почтение» – это женитьба.
При фигуре «спиной к спине» твоя партнерша будто исчезает, но на самом деле она позади тебя. Здесь, рядом. Как Нола сейчас. «Ангелом» называли того, кто исполнял все правильно, – как же еще?
«Звезда направо». Артуру нравится вспоминать эту фигуру. Пары сближались, соединяя руки в виде звезды, и двигались вперед, кружась. Он надеется, что так и будет, когда они с Нолой встретятся: оба возьмутся за руки и зашагают навстречу чему-то новому.
Однако, пока он здесь, снаружи поют птицы, в комнате напротив похрапывает Люсиль, девушка, которую он считает своей дочерью, жарит бекон внизу, и в животе у нее шевелится названый внук Артура.
Сегодня он закончит для малыша книгу про деревья – настоящую, подробную. Вообще, людям стоило бы уделять им больше внимания. Одни только названия чего стоят! Каштан прекрасный. Дуб царственный. Кипарис гордый. Нисса лесная. Гледичия сладкая. Ликвидамбар смолоносный. Сам не зная почему, в последнее время Артур втайне ото всех плачет, читая их.
Когда он допишет эту книгу, то начнет другую, про цветы. Потом про птиц. Столько дел!
Сев на кровати, он ощущает досаждающее ему с недавних пор головокружение. Однако оно быстро проходит. Новый день! «Все вперед!»
Рождество. Люсиль входит в дом с веранды, сердито нахмурившись. Мэдди, закончив подбирать иголки под елкой, выключает пылесос и оглядывается.
– Что такое?
– Ничего! – резко бросает Люсиль.
Мэдди терпеливо ждет.
– Я только никак не могу понять, зачем обязательно таскаться на кладбище каждый день, тем более в такую погоду! Ты только посмотри!
Девушка выглядывает в окно. На улице идет легкий снежок, ничего особенного. И температура плюсовая.
– Меня больше беспокоит, что он слабеет с каждым днем.
– Я о чем и говорю!
– Но вы ведь сказали – погода…
– Это все взаимосвязано!
Да, наверное.
– Он себя не бережет!
Мэдди садится. Сейчас будет много слов, а ей уже тяжеловато долго стоять. Внизу будто какое-то постоянное давление. Врач говорит, это оттого, что ребенок уже опустился. За сегодня ей дважды казалось, что у нее начинаются схватки, но пока все ложные.
Люсиль все не унимается, от ее громкого голоса даже Гордон сбежал из комнаты.
– Ладно бы был в форме! Ты слышала, как он дышит в последнее время? Ему нужно показаться врачу, я давно это говорю! Не идет! Мужчины! Думает, раз две женщины за ним ухаживают, то и достаточно! Ничего подобного! Если бы только не шатался каждый день на это чертово кладбище, наверняка бы поправился и набрался сил. Он себя просто убивает, ходя туда! Что ему там нужно?!