Бронислава Нижинская пришла к «Свадебке
», вдохновленная русской революционной культурой и искусством. Она вернулась в Россию прямо перед войной. Решительно настроенная продолжить дело, которым занималась вместе с братом, Бронислава, пробыв некоторое время в Москве, обосновалась в Киеве, где открыла школу для подготовки танцовщиков для труппы, которой, как она надеялась, они будут руководить вместе с Вацлавом. Это было тяжелое, но пьянящее время, ее ученики расплачивались продуктами и топливом и задерживались допоздна, споря о будущем искусства. Когда разразилась революция, Нижинская отправилась в Москву и оказалась в эпицентре городского авангардизма: она работала в кабаре и ее увлекли конструктивистский дизайн, индустриальное искусство и радикальные театральные постановки. В последующие годы Нижинская много работала над тем, чтобы перенести этот опыт на технику, в которой она и Вацлав выступили первопроходцами: тренинг в ее школе был основан на классике, но она также стремилась сформировать более плотную и растянутую мускулатуру и современную эстетику. Как она однажды заметила, ее целью был «динамичный ритм автомобиля или аэроплана… скорость, замедление и неожиданное, нервное торможение». Она никогда не переставала думать о брате и, узнав в 1921 году о его помешательстве, взяла двух своих маленьких детей и престарелую мать и с большим риском (ее прошения о путешествии официально были отклонены) вернулась на Запад57.«Свадебка
» была ответом Нижинской на «Весну священную». Балет воспроизводил русскую крестьянскую свадьбу, но не радостный праздник, а скорее общественный ритуал, где все чувства сдержанны и ограничены церемонией. В балете представлен традиционный уход невесты и жениха из семьи, расставание с друзьями и заранее подготовленное единение в браке. Статичный и приземленный, это был мощный отсыл к суровому, вневременному миру крестьянства.Оформление балета было очень важно, и Нижинская тесно работала над декорациями с Гончаровой: перед войной она сама была ведущей фигурой в московских художественных кругах и серьезно занималась народным искусством, религиозной символикой и Востоком. А Гончарова была одной из главных опор Дягилева: она присоединилась к нему в Париже в 1914 году и создавала яркие неопримитивистские декорации в стиле ранних русских балетов. Поэтому для «Свадебки
» она сначала предложила красочные, насыщенных цветов эскизы в старой манере «Русских сезонов». Однако Нижинская их не приняла. Вместо них хореограф предложила темный однородный фон и оттенки блеклой сине-серой гаммы – цвет, который тогда ассоциировался с пролетариатом. Гончарова тут же подхватила идею и предложила эскизы костюмов: коричневый земельный оттенок и белый, незатейливые крестьянские линии, суровые в своей простоте и унылости. Декорации были такими же лаконично-конструктивистскими: плоские сине-стальные геометрические формы – конусы, арки, прямоугольники, – жесткие скамьи и платформы, организованные в напряженном, формальном, статичном рисунке.Хореографическое решение Нижинской было не менее аскетичным. Женщины танцевали на пуантах, но не с тем, чтобы создать ощущение легкости: Нижинская надеялась удлинить тела «наподобие святых в византийских мозаиках». Классические па были твердыми и архаичными, лишенными малейшей орнаментальности и грации, танцовщики двигались с холодным отчуждением в точно выверенном порядке, вколачивая носки в пол, как отбойные молотки; у невесты были длинные, в три фута, косы, которые ее подруги то заплетали, то расплетали, тем самым указывая на ее связь с ними, при этом толкали и перемещали девушку, будто у нее не было собственной воли. Эмигрантский критик Андрей Левинсон, чей вкус был прочно связан с прошлым и Петипа, писал о пугающих «автоматизированных движениях» в балете, которые были «схожи с машинерией: механические, утилитарные, индустриальные». Как будто целая «дивизия красноармейцев», писал он, «была привлечена к шоу, как и толпы людей из рабочего класса». Он назвал «Свадебку
» «марксистским» балетом за изображение жестоких жертв, которых коллектив требовал от индивидуума58.