История балета. Ангелы Аполлона

Положение Аштона укрепилось после состоявшейся также в 1946 году премьеры «Симфонических вариаций» на музыку Сезара Франка в оформлении польской эмигрантки, художницы (и одной из ближайших друзей Аштона) Софи Федорович. В отличие от предыдущих работ Аштона, в «Симфонических вариациях» (которые исполняются и сегодня) не было истории, масок, забавных пародий или смешных находок. Балет был абстрактным и часто воспринимался как утверждение могущества неоклассического танца. Но «Симфонические вариации» означают гораздо больше, чем танец ради танца, и его замысел прекрасно прочитывается и сегодня. В балете действуют шесть танцовщиков (трое мужчин и три женщины) в простых белых трико и коротких юбочках в античном стиле. Никаких звездных номеров, трюков или технических ухищрений: танцовщики двигаются чувственно и синхронно, они разбиваются на пары, соло и дуэты, но всегда вновь переплетаются – па и комбинации точно скоординированы и сплетены. Движения сдержанны и скульптурны: ладони с вытянутыми пальцами, скользящие поддержки, arabesques с низким наклоном. При этом мелкие стежки шагов перерезают пространство, создавая ощущение свободы и открытости (ранние постановки Аштона были рассчитаны на очень маленькие театры, и он теперь роскошествовал на большой сцене Ковент-Гардена). Кроме того, танцовщики постоянно были на сцене: они составляют сообщество индивидуальностей, связанных дисциплиной и общим стремлением. «Симфонические вариации» были практически социал-демократическим балетом.

В балете звучало и другое. Позднее Аштон вспоминал, что во время войны был охвачен идеей мистицизма, преданности и божественной любви. Важнее, пожалуй, то, что в 1944 году он много занимался с русским педагогом Верой Волковой, открывшей в Лондоне свою студию, и потом прорабатывал с ней замысел балета. Она приходила на репетиции, и они вместе оттачивали и шлифовали все па. Кроме того, во время работы над балетом вместе с Федорович он часто катался на велосипеде по сельской местности в Норфолке, и из этих прогулок возникла своя тема: его записные книжки полны идей о темноте и свете, солнце, земле, плодородии, и абстрактные залитые светом зарисовки художницы в чем-то соотносятся с их разговорами и спорами. Все это вошло в балет.

Балет «Симфонические вариации» стал ярким эстетическим высказыванием в защиту гармоничного и неприукрашенного классицизма, насыщенного природными формами, – и решительно против мелодраматичной театральности, которую представляли де Валуа и Хелпмен. Действительно, сдержанный лиризм «Симфонических вариаций» резко контрастировал с другим балетом, поставленным в том же году, – безумно экспрессионистским «Адамом Зеро» Хелпмена, в котором появлялись бомбовые удары, охваченный огнем город, концентрационный лагерь. Постановка Хелпмена была слишком связана с еще свежей памятью о войне, и его попытка воспроизвести ее ужасы на сцене многими была воспринята как дурной вкус: как можно было ожидать, восклицал скептически настроенный критик, что в балете будет изображаться то, как «корчится и горит человек в Бельзене?» «Адам Зеро» был снят с репертуара, а «Симфонические вариации» получили широкое признание³⁴.

«Симфонические вариации» отличались чистотой и лиризмом, но это не значит, что Аштону отказало его чувство юмора. В 1948 году он поставил «Золушку». Напомним, что балет на музыку Прокофьева был создан в СССР и впервые исполнен 21 ноября 1945 года на сцене Большого театра. Друг Аштона, видевший этот балет в Москве, с восторгом рассказывал о нем, и Аштон поставил свою, чисто английскую, версию со смешными сводными сестрами, одну из которых танцевал он сам, а другую – Роберт Хелпмен, тоже известный своими яркими пародиями. Это была не только трогательная история любви, но и – тем более в исполнении Фонтейн – рассказ о классовых различиях, исчезавших благодаря подлинной доброте и годам упорного труда и самопожертвования. Причем все это не звучало, как сказка: вследствие войны и послевоенного законодательства неравенство в материальном положении действительно сгладилось. С безошибочным чутьем Фонтейн отказалась от созданного художником костюма – безвкусного, но приличного платья с повязанным под подбородком шарфом – и заменила его запачканным сажей платьем и головным платком, завязанным сзади на балканский манер: этот облик живо напоминал о лондонских рабочих, все еще испытывавших последствия карточек на продукты, дефицита, замораживания заработной платы. Принцессы Елизавета и Маргарет так же повязывали платки в знак солидарности³⁵.