К этому времени балет – балет Аштона и Фонтейн, классический
балет, за который выступал Кейнс, – занимал центральное место в общественной жизни Великобритании. «Ходить на балет, – сообщалось в одном журнале, – стало после войны новой национальной привычкой, как и (обычно связанное с этим) стояние в очередях или прессованная ветчина». В 1947 году, воспользовавшись моментом и подтверждая репутацию труппы Сэдлерс-Уэллс, де Валуа возглавила открытие фундаментальной балетной школы в районе Колет-Гарден – у британцев, как и у русских, появилась своя полномасштабная академия, официально признанная государством. Подтверждая популярность балета, в 1948 году Майкл Пауэлл и Эмерик Прессбургер сняли первый коммерчески успешный художественный фильм о балете «Красные башмачки», попавший в десятку лучших британских фильмов года. С Мойрой Ширер (коллегой и соперницей Фонтейн) в главной роли, фильм рассказывает о юной английской красавице-балерине, которая ради балета пожертвовала любовью и жизнью. Как позднее писал Пауэлл, «во время войны нас всех призывали пойти и умереть за свободу и демократию. После войны “Красные башмачки” призывали умереть за искусство»36.В октябре 1949 года труппа Сэдлерс-Уэллс с огромным успехом представила «Спящую красавицу
» в Нью-Йорке. В то время как дома многие чувствовали себя приниженными и испытывали давление со стороны своего более мощного американского союзника, этот успех был воспринят как символический: чисто британская труппа взяла Америку штурмом с помощью русского балета. Перед премьерой лондонский критик Ричард Бакл размышлял о позе Фонтейн – когда она балансирует на одной ноге в Розовом адажио, говорил он, «она держит честь и славу нашей нации и империи на кончике одной прекрасной ножки!» Танцовщиков вызывали 20 раз, и, когда овация начала стихать, на сцену вышла де Валуа. В самые страшные моменты Блица, сказала она зрителям, она утешала себя мыслью, что «пока есть Америка (если она вступит в войну), то всегда будет и Англия. То же самое я говорю сегодня. Пока есть Америка, будет и Англия». Зрители вновь поднялись с мест и зааплодировали37.Успех Сэдлерс-Уэллс стал национальной сенсацией в Великобритании и прокатился по всей Америке. На открытии толпы были такие, что полиции пришлось выстроить коридор, чтобы артисты могли выйти из театра, а их автобусы сопровождали полицейские на мотоциклах и машинах с включенной сиреной. Фонтейн была приглашена в Белый дом на встречу с президентом Трумэном, а в ноябре она появилась на обложке журнала «Тайм», который подвел итоги гастролей: «За четыре недели Марго Фонтейн и труппа Сэдлерс-Уэллс вернула блеск потускневшей британской короне, что не удавалось ни одной миссии, посланной англичанами за границу после войны. В Лондоне карикатуристы нарядили премьер-министра Клемента Эттли, Эрни Бевина и сэра Ричарда Стаффорда Криппса в пачки и намекнули, что со следующим визитом в США им, возможно, стоит прибыть на цыпочках»38
.Подобные истории не сразу стираются из коллективной памяти. В послевоенной Британии балет был признан национальным искусством, жемчужиной в (усыхающей) британской короне, а де Валуа, Аштон и Фонтейн – его выдающимися деятелями. Для нескольких поколений британских зрителей балет был не просто прекрасным и доставляющим удовольствие зрелищем, на что надеялся Кейнс, а страстью, укоренившейся в самосознании народа. На кинопленке и ранних фотографиях танцующей Фонтейн, особенно в балетах Аштона, видно почему. Внешне Фонтейн была хрупкой, с прекрасными пропорциями, вовсе не наделенной природной силой или мускулатурой. Но когда она танцевала, ее крепкая, как бастион, идеально прямая спина была опорой, а стойка на носке – неподвижной точкой, которая ни разу не дрогнула. Ее линии были чисты и естественны; например, она не собирала пальцы в то, что русская балерина Александра Данилова называла «цветком, а не цветной капустой», а вытягивала их в длинную суживающуюся линию – скорее ионическую, чем коринфскую. Она будто сняла украшения с русской аристократической традиции: без всякого притворства сделала себя танцовщицей простых людей.
В 1950-х годах Марго Фонтейн была
британским балетом. Она была на пике: ее техника стала более отточенной и разнообразной, а Аштон ставил балет за балетом, демонстрируя и развивая ее мастерство. Ее блеску не было равных: она носила наряды от Диора, билеты на ее выступления в величайших театрах мира распродавались заранее. В 1955 году она вышла замуж за панамского плейбоя и якобы революционера Тито де Ариаса и воцарилась в самом сердце лондонского светского общества. В 1953 году танцевала на коронации королевы, в 1956-м была удостоена звания Дамы-командора Британской империи. Она была общепризнанным талисманом страны, лицом «новых елизаветинцев», живым подтверждением внутренних ресурсов и выздоровления страны – как дома, так и за границей.