Сформировать аудитории дома было сложнее. Требовались благотворительные мероприятия по сбору средств, но помимо того зрителей нужно было учить смотреть балет – а главное, убеждать их, что это важно. Кирстейн опубликовал десятки книг и статей о танце и заложил основы для критической и исторической оценки балета, но больше всех делал Баланчин. Вопреки расхожему мнению, что он был сфинксоподобной личностью и ненавидел говорить о своем искусстве, Баланчин сделал очень многое для того, чтобы привлечь к балету внимание широких зрительских масс. Особенно на раннем этапе он давал пространные интервью, писал статьи, проводил лекции с демонстрацией танцев, пил чай с Джеки в Белом доме (правда, он пил виски) и позировал для бесконечного количества рекламных фотографий (в 1960-х он был запечатлен в окружении прелестных балерин в мини-юбках, годившихся ему в дочери). Он позиционировал себя (и на самом деле считал) обычным человеком – ремесленником, циркачом, садовником или столяром, но отнюдь не заумным интеллектуалом и далеким от жизни художником. Он восхищался Стравинским и Пушкиным, но в равной степени любил телевизионные вестерны, комика Джека Бенни и гоночные машины. Намеренно или нет, но Баланчин стал частью давней антиинтеллектуальной традиции в американской культуре – он спустил балет до уровня простого народа, хотя одновременно с этим воспитывал своих зрителей и поднимал до уровня его радикальных и более сложных для понимания работ.
На руку Баланчину и его танцорам пришелся и расцвет в медийном секторе – глянцевых журналах, телевидении, кино – для распространения их искусства: телеканал
Однако за всем этим популизмом лежала серьезная задача. Баланчин хотел построить в Америке новую гражданскую культуру, ни больше ни меньше. В 1952 году он писал Кирстейну, объясняя, насколько жизненно важно давать бесплатные представления балета, оперы и драмы для детей: «Новое поколение, которое будет приходить на спектакли, – это будущие граждане Соединенных Штатов… Мы должны что-то сделать для их душ и умов». Как он позже выразился в интервью, в котором сетовал на бурно разраставшуюся коммерциализацию страны, «никто не рекламирует душу; никто никогда даже не упоминает о ней, а именно ее нам недостает». «Понимаете, – продолжал он, – способность чем-то восхищаться утрачивается, потому что каждый восхищается в одиночку, просто так. Раз в кои веки люди в чем-то соглашаются. Мы встречаемся и говорим: “Видишь вон тот цветок? Какой красивый, правда?” – “Да, вижу”. Так давайте начнем смотреть на цветы вместе. Пусть у нас будет миллион человек, которые заговорят о том, как прекрасен оттенок одной розы. Нужна организация и согласие между всеми из нас, кто любит прекрасное. И когда пятьдесят миллионов станет говорить вслух о чем-то красивом “как мне нравится”, тогда мы обретем эту способность».