История безбрачия и холостяков

В 1631 году в городке Семюр-ан-Оксуа родилась Габриэль Сюшон, женщина, чей жизненный путь вызвал много споров. Она яростно отстаивала право жить не в браке, и это в то время, когда для женщины существовало лишь два пути: выйти замуж или уйти в монахини. В «Смешных жеманницах» Мольера разгневанный отец говорит дочери и племяннице: «Или вы обе выйдете замуж как можно скорее, или, клянусь, я отдам вас в монахини!»; здесь альтернатива ясная, не оставляющая никаких лазеек.

И в это время Габриэль Сюшон пишет книгу — страстную речь в защиту безбрачия женщины как «третьего пути»; книгу, которая блеснула одиноким метеором в истории развития феминизма.

Габриэль родилась в добропорядочной и древней семье Семюра. Для нее не нашлось жениха, и родители отдали ее в монастырь. Монашеские обеты не могут быть принесены по принуждению, но ее принудили к ним хитростью местные церковные власти. Каким же надо было обладать характером, чтобы восстать против принесенных обетов, ускользнуть из-под постоянного монастырского надзора и приехать в Рим, чтобы положить прошение к ногам папы! Папа признал, что она права, и освободил от обетов, вручив соответствующий рескрипт.

Однако в то время во Франции сильны были настроения, противостоящие воле папы и Рима, и родители Габриэль знали об этом. Они оспорили рескрипт папы в парламенте Дижона, и местные власти, для которых мир в семьях горожан значил гораздо больше, чем отношения с Римом, приговорили девушку к возвращению в монастырь. Но Габриэль не подчинилась приказу. Она сумела избежать насильственного водворения в монастырь и стала жить вместе с матерью, отказавшись и от небесного, и от земного замужества.

Она требовала третьего пути для женщины, но это ни в коей мере не означало, что она вела рассеянный образ жизни. Габриэль постоянно ходила с покрывалом на голове и отдавала все свое время наукам и преподаванию. Она умерла в 72 года, окруженная почетом и незамужняя.[230]

Габриэль не была похожа на комичную Арманду из пьесы Мольера «Ученые женщины». В 1700 году она написала «Трактат о добровольном безбрачии, или Жизнь без принуждения», в котором подвела итог своему жизненному опыту. Для нее безбрачие — это прежде всего свобода («драгоценное золото свободной воли»), но жизнь в безбрачии не должна быть развратной. Монастырское воспитание, несмотря ни на что, чувствуется в Габриэль: она все время доказывает, что путь, который она избрала, выше и чище того, что она отвергла. Она считает, что незамужняя жизнь может стать школой святости скорее, чем жизнь в монастыре, так как она предполагает свободу… в выборе духовника и возможность выбрать другого, если первый не подходит. Кроме того, незамужняя женщина сама распоряжается своим имуществом, а значит, может помогать близким и делать пожертвования. Таким образом, третий путь оказывается выше, чем путь монахини.

Заметим, что для Габриэль безбрачие — это состояние любой женщины, живущей без мужа, в том числе вдовы. Более того, когда она приводит примеры особенно благочестивых одиноких женщин, то называет почти исключительно вдов.

В том мире, где женщина всегда оказывается в подчинении у кого-то: родителей, мужа, духовника, безбрачие ценно прежде всего потому, что оно предоставляет женщине свободу выбора того или иного образа жизни. «Наилучшим образом можно было бы определить Безбрачие как состояние без обременяющих обязательств, каковое открывает путь ко всем иным состояниям, пусть женщина и не пользуется этой возможностью выбора».[231]

Но еще более ценной для Габриэль представляется возможность найти в безбрачии убежище: «Оно — благодеяние Божественного Провидения, подобное существовавшим в древности Городам-Убежищам, где тот, кто по несчастью совершил ошибку и теперь подлежал наказанию, мог найти защиту от преследователей».

Мирское безбрачие, стоящее как бы между двумя твердынями нравственности — браком и монашеством, — было делом нелегким. Считалось, что женщина-немонахиня, не вышедшая замуж, ведет беспорядочную и развратную жизнь, и, чтобы отвести от себя подобные подозрения, Габриэль должна была соблюдать жесткие нравственные ограничения. В конечном счете, избирая свой «третий путь», она давала обет такой же непреложный, как брачный или монашеский, пусть принесение его и не обставлялось так же торжественно. Она осуждает тех, кто живет в безбрачии «более из прихоти, чем по зрелому размышлению, и более из стремления к распутству, чем к добродетели».