История Библии. Где и как появились библейские тексты, зачем они были написаны и какую сыграли роль в мировой истории и культуре

Именно в связи с этим Лютер, как правило, избегал того, что казалось ему аллегориями. Библия предназначалась для того, чтобы звучал ее собственный голос — и не следовало наделять ее лишними значениями, пытаясь всеми правдами и неправдами толковать текст, пытаясь извлечь из него приемлемый смысл. В средневековом поиске аллегорий Лютер усматривал лишь средство, позволяющее исказить текст так, чтобы тот подходил под предпосылки толкователя: о таком предупреждал еще в XII веке Алан Лилльский, и его образное выражение вошло в поговорку: «У авторитета нос из воска — как захочет, так толкует»^{462}. Сейчас, в наше время, многие из тех смыслов, которые Лютер воспринимал как буквальные, сами по себе кажутся аллегорическими. Как пример можно обратиться к Песни Песней. Лютер полностью отрицает «духовное» истолкование, согласно которому образы возлюбленных представляют собой Христа и Церковь (или же душу верующего), но и не предвосхищает современной тенденции прочитывать текст в прямом смысле и видеть в нем рассказ о любовном романе двоих людей. В его представлении образы возлюбленных призваны отразить в себе Бога и политический строй, а книга в целом посвящена добродетельному управлению, – и, вероятно, этот вывод поразит почти всех современных читателей как совершенно нелогичный. Однако Лютер не считает такое толкование аллегорическим — для него это и есть абсолютно ясный, метафорический смысл текста (сравните комментарии о таком представлении в главе 15).

Сходным образом Лютер утверждает, что псалом «Нет языка, и нет наречия, где не слышался бы голос их» (Пс 18:4) говорит о проповедническом служении, на которое вышли апостолы и их последователи, священники Церкви. Это традиционное толкование, бережно хранимое в литургии Католической Церкви, где этот псалом установлен в восхваление апостолов — возможно, именно из-за этого стиха. При таком толковании ясный и очевидный смысл стиха — согласно которому небеса в движении своем восхваляют Бога — явно проигнорирован и заменен церковным, и мы без колебаний можем назвать это аллегорическим или метафорическим переосмыслением. Но Лютер воспринимает этот смысл именно как буквальный!^{463} Примерно так же он относится и к другим фрагментам, которые в традиции считаются пророчествами о Христе, таким как Ис 9:2–7 и Ис 11:1–9: он трактует их как буквальные предсказания об Иисусе и даже не допускает мысли о том, что это, возможно, аллегории; в таких пророчествах Лютер не усматривал ничего, кроме исторической отсылки. Что? Они относятся к иудейскому царю? Евреи просто все неправильно поняли, не осознав «прямого» смысла! Не влияло даже то, что такой «непрямой» смысл был признан Андреем Сен-Викторским, а до него — антиохийскими богословами в IV–V веках. Кроме того, Лютер прилагал ряд пророчеств из Священного Писания к событиям своей эпохи, как поступали первые христиане и кумранская секта: так, фрагмент из Книги пророка Иезекииля (Иез 38–39), по мнению Лютера, говорил о турках^{464}.

Лютер решительно уверял, что в вопросах веры единственным авторитетом обладал только сам по себе библейский текст и что смысл его в этом контексте был совершенно ясен. Впрочем, можно заметить, что Лютер был склонен налагать на текст свои собственные убеждения в равно такой же степени — хотя, возможно, и в чуть меньшей, – как его средневековые предшественники, читавшие текст сквозь призму своих собственных убеждений и вносившие туда свой смысл через аллегорические толкования. Доктрина оправдания благодатью через веру, принцип диалектического противоречия закона и евангельской вести, и даже сама по себе ясность Священного Писания — ни одной подобной идеи нельзя было извлечь из Библии самой по себе. В лучшем случае мы могли бы сказать, что эти идеи встречались в тех или иных местах Библии, а Лютер свел их во всеобъемлющую герменевтическую схему.