Слухи уже поползли по стране, ведь ее лев опять не продумал все до конца. Он был настолько же решителен в своих замыслах, насколько недальновиден и небрежен в их исполнении. Она, безусловно, сделала бы все чисто, но ввязываться в убийство королевы при живой сестре… Увольте! Она еще в своем уме. То, что сойдет с рук Хильперику, ей точно никто не простит. Малейшее подозрение, и ее на пытку затребуют. А если король откажет — всю страну разорят. Да он и не откажет, она своего льва хорошо изучила. Ведь любимый муженек — подлец редкостный. Ее лютой смертью казнят, а он погрустит немного, да новую бабу себе найдет. Так что пока она в такие дела ввязываться не станет, не то прихлопнут, как муху. Поживем, а там видно будет, уж очень опасно вторую сестру в живых оставлять. Памятливая стерва, наплачутся они с ней.
И Фредегонда продолжила перебирать вещи покойной королевы, примеряя особенно понравившиеся. Таких было много, ведь приданное Галесвинты было весьма богатым. И теперь это все принадлежит ей, до последнего платка. И Фредегонда со злым смехом упала на гору драгоценных мехов и платьев. Ей двадцать три года, она молода и красива, она родила Хильперику сына, она стала королевой франков. Да что бы такого ей еще пожелать?! Может, луну с неба?
— Он убил мою сестру! Да как он посмел! — Брунгильда кричала и билась в истерике. — Она дочь короля, а он ее задушить велел, как девку дворовую! Дождался, когда отец умер, и убил ее! Трус проклятый!
— Бруна, успокойся! — муж сжал ее в объятьях. — Ему это с рук не сойдет, он за это ответит.
— Обещаешь? — Брунгильда подняла на него заплаканные глаза. — Я в своем праве. Я, как последняя в роду, могу с него вергельд[63]
потребовать. А если не заплатит, то его жизнь за жизнь Галесвинты заберем.— Да, любовь моя, — сурово подтвердил Сигиберт. — Он твоей сестре пять городов с землями как «утренний дар» отдал. Вот мы их и потребуем.
— Да! — глаза Брунгильды высохли, а лицо приняло деловитое выражение. — Так и сделаем, муж мой. У нас с тобой лучшие земли до самого моря будут. А этот мерзавец пусть в своих лесах и болотах сидит.
Следующие три месяца у короля Сигиберта прошли в хлопотах. Подготовка к походу- дело нешуточное. По Галлии вновь покатилась волна ужаса. Если король опять приведет из-за Рейна полудикие орды тюрингов и алеманов, то в пепел превратит половину страны. Не на шутку обеспокоился и король Гунттрамн. Он прекрасно понимал, что удержать в узде лесных дикарей у брата не получится, а тогда пострадают и его земли. Послы бургундского короля поскакали в оба королевства. Стране нужен бы мир. Гунтрамн поставил Хильперику ультиматум. Либо тот примет решение суда знати, которая согласно какому-то замшелому германскому обычаю могла судить своих вождей, либо ему придется воевать против обоих королевств. Хильперику пришлось подчиниться, он прекрасно помнил, чем для него заканчивается такая война. Словно издеваясь, суд назначили в Мальберге, далеком городишке за Рейном, в землях алеманов. На том суде Хильперик был признан виновным, и лишился богатейших городов Аквитании, что достались ему после смерти Хариберта. Все, что он натворил, оказалось напрасным.
— Вот, и зачем я, спрашивается, ее убивал? — задал вопрос взбешенный Хильперик, который лежал на супружеском ложе, пялясь на деревянные балки, что держали закопченый потолок. — Ну, пусть дура! Ну, пусть характер мерзкий! Но ведь те города мои собственные были!
Суд шел долго, но его итог был предопределен. Хильперика признали виновным, и потребовали вергельд, «плату за кровь». Снова братцы его раздели, они любой повод используют, чтобы его ограбить.
— А ведь это ты во всем виновата! — раздраженно заявил он своей жене, которая лежала рядом и ждала, когда у мужа схлынет припадок бешенства. — Ты тогда сказала, что я наследник!
— Я тебе тогда сказала все по-умному сделать, — ледяным тоном сказала Фредегонда. — А ты что натворил? Послал этого старого дурака, который потом всем встречным похвалялся, что ты ему за убийство жены землю подарил. Точно это я тебе такую глупость посоветовала сделать? А то я что-то ничего подобного не припоминаю.
— Я ему за длинный язык приказал глаза выколоть, — проворчал Хильперик, который и сам понимал, что жена права, но признаваться в этом не хотел ни в какую.
— Еще хуже сделал, — прежним тоном заявила Фредегонда. — Теперь попросишь убить кого-нибудь, а от тебя все шарахаться будут, как от прокаженного.
— И что, ты теперь у нас в семье убивать будешь? — презрительно спросил Хильперик.
— Да хоть бы и я, — спокойно ответила ему любящая жена. — И поверь, я сделаю все, как нужно. Ты же воин, а не убийца. Не пристало воину быть хитрым, мой отважный лев. Хитрости — удел женщин.
— И то, правда. Я воин! — такой поворот удивил короля не на шутку. Получается, не так уж он и виноват. Даже не так жалко потерянных городов стало. И он добавил: — Хитрости — это для трусливых баб!