История будущего Глори О'Брайан (ЛП)

По пути к выходу из торгового центра я заглянула в аптеку и остановилась в шестом отделе, сделав вид, что выбираю шампунь. Я спрашивала себя, почему я покупаю Элли средство от вшей. Почему она не сделает это сама? Вдруг я разозлилась. Минуту назад я была Глори О’Брайан, выбирающей платье, и вот я уже другая Глори О’Брайан – атомная бомба. Почему-то вид девяти миллионов видов шампуня «Pantene» помог мне понять, что из себя представляет Элли. Она манипулятор. Она мой конкурент. Она от меня зависит и втягивает в зависимость меня. Она сосет мою кровь. Она облигатный паразит: я необходима ей, но она-то мне зачем?

Послание от бутылки «Pantene Pro-V: два в одном» для завивки волос: «Мой шампунь заставит всех мужчин смотреть на тебя. Доверься мне. Нанеси, смой, повтори». Послание от бутылки «Pantene Pro-V» для выпрямления волос: «Не ведись на Два-в-одном, волосы будут как пружинки. Используй меня. Еще прихвати кондиционер, и тогда мужчины точно будут на тебя смотреть. А еще носи шорты покороче и расстегни пару пуговиц на блузке. И подумай о загаре. И ноги брей почаще». Я сфотографировала ровные ряды бутылок шампуня. И назвала фотографию «Пустые обещания».

Я вернулась в отдел с лекарствами и спросила парня за кассой, чем можно убить лобковых вшей моей распутной подруги. Так и попросила: «Дайте мне что-нибудь против лобковых вшей моей подружки-потаскушки?» Все работники аптеки засмеялись, и вскоре я уже выходила из торгового центра с платьем для выпускного и средством против вшей. По пути я злилась на Элли за то, что она сексуальная. Или за то, что спит с кем попало. Или за то, что она почему-то занялась сексом раньше меня. Но мои злобные мысли прекратились, когда я оглядела парковку и случайно встретилась глазами с мужчиной, который шел навстречу мне, держа за руку сына. Послание от мужчины, идущего в торговый центр: «Его дедушка был учителем. Его внучка тоже будет учительницей, но не успеет никого ничему научить: ее изгонят из какой-то Новой Америки». Я потрясла головой и пошла искать свою машину. Там я смотрела на себя в зеркало заднего вида, ожидая посланий. Не дождалась. «Вот видишь, Глори, ты все придумала».

Дома я глубоко вздохнула и подошла к папе.

– Ты странно на меня смотришь, – заметил он.

– Ага.

Послание от папы: «Его прапрадедушка приехал в Америку из Типперери, потеряв руку в схватке с англичанином во время кампании 1888 года. Его звали Падрег О’Брайан, он жил в Филадельфии и зарабатывал на жизнь игрой на дудочке и воровством, пока не женился на Мэри Хелен, родившей ему четырнадцать детей, одним из которых был папин прадедушка Джон. Джон О’Брайан был банкиром… или тоже вором, смотря с какой стороны посмотреть».

– Нашла платье? – спросил папа.

– Что? – не сообразила я. – А, да, нашла.

– Хорошо.

– Ага. – Папа улыбнулся:

– Ты все еще странно смотришь.

Еще одно послание от папы: «Его бабушка перестала разговаривать со своей сестрой, когда они разделили ферму и ей досталось меньше денег, чем сестре». Я так и не дождалась весточки из будущего. Только бесконечные кузены, дедушки, бабушки и даже далекие предки из пятнадцатого века, которые закоптили на вертеле свинью и ели ее грязными руками. И никакого будущего. Может быть, потому, что у меня его нет. Я опустила взгляд на свои руки.

– Хочешь что-то мне сказать? – спросил папа.

– Ага. – Повисло молчание. – Я помню, что ты был против, но можно… можно мне ключ от маминого чулана?

Мой вопрос удивил папу, как будто последние несколько лет я не щелкала камерой как сумасшедшая, как будто не заполняла снимками подаренные им ежедневники. Как будто мне не приходилось носить отснятые негативы в местную фотолабораторию, чтобы их отправили на проявление, хотя я могла бы проявить их у себя дома.

Я решила больше не смотреть папе в глаза и весь разговор глядеть в пространство. Мертвые О’Брайаны и их сложные семейные отношения меня не волновали.

– Я просто хочу кое-что проявить, а отправлять куда-то пленки глупо.

– Я не был в чулане с тех пор, как… – Папа запнулся и вздохнул. Он так крепко задумался, как будто я попросила у него не ключ, а что-то большее. – Я знаю, что она хранила там в шкафу над раковиной свои ежедневники. Что-то вроде… твоих. Ты найдешь там много полезного. Рецепты и прочее, – он поерзал, как будто вымотанный этой тирадой. – Рецепты реактивов, а не тортов. Твоя мама держала свои химические изыскания в секрете. – Он обвел рукой стены с фотографиями. – Если доберешься до ее ежедневников, не говори никому того, что там прочтешь, ладно? Особенно этому придурку Уилсону не говори.

Мистер Уилсон преподавал в школе фотографию. С тех пор, как в его лаборатории графики появились компьютеры, у него был только маленький чуланчик для курса истории фотографии. Я знала, что папа ненавидит Уилсона. Они знали друг друга – до того, как…

– Не скажу, – ответила я. – Все равно уроков с ним больше не будет. – Я прочистила горло и медленно и торжественно объявила: – Потому что завтра у меня выпускной!

Папа перестал печатать на ноутбуке и поднял взгляд на меня:

– Ого, – сказал он.

– Ага.