История довоенного Донбасса в символах. Точки

Альберт Иосифович с глазами на ниточках все мои догадки подтвердил. Он такой же консультант по общественным связям, как и я. Тоже «ходок» Рыбак – рыбака. Только у него в клиентах бандитов нет, боится, у него семья, дети. Из-за такой ограниченности он и обеспечить всего не может, поэтому и обратился ко мне за помощью. Только, Артём, это я тебе в двух словах рассказываю, а он полдня Му-му ебал, только к закату я узнал от него, чего он хочет.

Оказывается, мы родину не всю ещё продали. Оказывается, осталось несколько предметов в хозяйстве уже не нужных, держат так, из жлобства, или в надежде, что пригодится, – например, краматорский сталепрокатный комбинат, который уже десять лет на хуй никому не нужен, кроме, наверно, Гены Бродского, которому на упомянутом комбинате струны для гитар делают. За исключением Бродского и ещё одного хуя из Германии по фамилии Гейгер. Наши побратали какой-то там город с нашим, и под эту мульку краматорскую хуйню решили фашистам сбагрить. Они бы ещё шахту имени Панфилова им предложили.

И вот весь марафет к приезду важного гостя уже навели, там, по цехам с веничком прошлись, перила покрасили, неприличные слова со стенок повытирали, – провели, короче, подготовительные работы. Мелочь осталась, – фашисту Гейгеру в постель нужного человека уложить.

В облисполкоме сначала лоханулись, развёл их кто-то, сказал, что Гейгер – пидарас. Наши подсуетились, провели конкурс в балетной школе Вадика Писарева, – и тут новый гонец приносит из Веймарской республики новую истину: Гейгер в наших краях уже бывал, влупил какой-то комсомолке, о которой у него остались на всю жизнь самые радужные впечатления. Значит, сейчас ему необходимо точно такую же комсомолку в койку подложить, чтобы он, не выпендриваясь, краматорский сталепрокатный, прямо не вылезая из постели, и купил. И не просто чтоб бабу подложить, а чтоб всё время его сопровождала, чтоб рот отрывала, когда нужно, а не только для минетов, и чтоб улыбалась как нужно, – короче, вернуть этому нацисту-счётчику его молодость.

Я на старте отнекивался, в мои-то годы сутенёрством заниматься, и этот Альберт Иосифович так долго околицами ходил, вот везде обо мне самые наилучшие отзывы, и кроме как мне заняться этим деликатным делом больше некому. Он уже сумму какую-то космическую назвал, у меня уже голова с похмелья опять болеть начала, и только я решился послать этого Давидовича на хуй, как он, что называется, пустил в ход свой последний козырь.

«Нам, разумеется, известны ваши патриотические взгляды, – говорит Антон Иосифович, – Мы понимаем, что вам не безразличны идеалы нашей родины, и, если откажетесь, мы отнесёмся с пониманием», – а сам такую ухмылочку тянет, что я сразу просёк: знает, сука еврейская, про то, как я москвичу в кабаке накидал, и фотку так, незаметно для меня, на тумбочке оставил. Как шлюхам бабки оставляют…

Короче, не понравился он мне, Артём.

С первого же взгляда не понравился…

VI

Задача мне предстояла нелёгкая. Весь остаток дня я злость в себе убивал. Патриотические чувства, блядь! С пониманием, ёбаный в рот! Думал, подсуну им самую конченную, спидозную, пусть фашиста этого заразит, а тот – всю Германию. Поглядим тогда, у кого патриотические чувства и понимание. А я лавэ возьму, и свалю в какую-нибудь оффшорную зону.

Правда, пацану малолетнему ясно, не выгорит всё так просто, во-первых, не дадут мне свалить до самого до последнего момента, а во-вторых…

Люблю я этот сраный город, не фиг отпираться, люблю – и всё! Сколько раз свалить можно было, и в Канаду, и в Испанию, и в Москву, – а я всё время здесь сидел, и, казалось мне теперь, сидел только для того, чтобы еврейский консультант рассказал мне о моих патриотических чувствах. Есть смысл жить, блядь!

Когда попустило, в голове прояснилось. Я тогда даже заснуть не мог, пытался представить себе, какой должна быть идеальная шлюха для фашиста Гейгера. Комсомолка дала ему в годах семидесятых, или в начале восьмидесятых. Тогда время было, сам знаешь, какое, так что ясно, какая то была комсомолка: если не блатная, то явно баба, которой терять нечего было. Правда, таких в комсомол не брали. Или брали, но через диван. Разницы для меня никакой, потому что, даже если бы и разыскал ту самую комсомолку, то, как омолодить её на двадцать лет, я понятия не имел. А Гейгеру она нужна была явно не для того чтобы вспоминать свои романтические дни за чаем.

Если комсомолка, значит студентка. На половину меньше проблемы стало, но что же мне всех студенческих блядей от красногоровского сельхозтехникума до макеевского индустриально-строительного института мониторить? Эрекции у меня, может, и хватит, а времени – нет, времени было в обрез. Именно поэтому была другая засада, – с трипперами разными. Чтобы вылечить самый вшивый триппер, вроде молочницы, как минимум две недели нужно. Я таким временем не располагал. Значит, мне нужна была не слишком потрёпанная, не малолетка, но и не в возрасте Оноре де Бальзака. Комсомольская блядь была нужна, короче, чтоб на немецком разговаривала без матюков.