История довоенного Донбасса в символах. Точки

Проституток бордельных я сразу отмёл, нечего там ловить, а пока новенькую совратят, уже и Новый год наступит, а мне в засаде перед массажными салонами с биноклем сидеть тоже не улыбалось. На хозяев этих заведений наехал, где-то должны были новые кадры подбирать – ага, щас! Всё бросили, и начали свои самые рыбные места сдавать! Делали вид, суки, будто не понимают, вообще, о чём речь, девочки сами к ним приходят в поисках работы, какая может быть проституция?

На сутенёров надежд особых не возлагал, для меня трудности в другой области лежали. Бабы здешние – красавицы, конечно, в большинстве своём, много кровей намешано, и всё такое прочее. Но красивые до того момента, когда рот открывать нужно. Им ведь только скажи: «Ты Пушкина читала?», а в ответ, сто пудов, услышишь: «Шо, бля?». Я на такие подъёбки в этом нарывался, мне иногда казалось, если шлюха в этом городе дорого стоит, это не значит, что у неё сиськи большие или она в жопу даёт. Она Пушкина читала, Артём, поэтому и стоит двести баксов в час. А те, кто с сиськами и в жопу даёт, на улице стоят, в районе студгородка.

Другая зона поиска – это кореша. Мало кобелей было, хоть в том же универе? Да стоит только клич кинуть, такую картотеку соберут, и кто по-немецки, и по-украински, и по-японски говорит – всё известно станет. Только, Артём, я оглянулся, – и вот тогда мне стало ясно, насколько нас осталось мало. Нет, я и раньше замечал, дни рождения, там, пьянки разные были. Если женился кто-то, и дитями оброс, – так это не самый плохой конец, оказывается…

Я вот сейчас думаю, сколько людей известных за десять лет грохнули: Листьева, Старовойтову, Гонгадзе… А ведь убийц так и не нашли. А сколько простых людей по стране постреляли, – пиздец полный! Не годы демократии, а какая-то братская могила получается. Кто батю моего грохнул, так и не узнали. То есть узнали – бандиты грохнули, криминальные элементы. Потом, Диму Некрасова, неплохой мужик был, уже, вроде, выбрался, после того как его подстрелили, – в могиле, всё равно лежит. Славик Кайдашов, прямо в больнице, суки, достали… Много народу полегло, Артём, как на войне почти…

И куда мне было идти? К Бероеву? Тот перчатки на руки натянул бы, и сказал бы: «С подобными просьбами рекомендую впредь ко мне никогда не обращаться!», или чего-нибудь в этом роде.

Егор в готовности номер один оказался: «Познакомлю с тремя девахами, – говорит, – из швейного техникума. Одна, – говорит, – сто пудов тебе подойдёт». Ясный хуй, подойдёт! Зингер, который машинку швейную придумал, он же немец как раз! Значит будет, о чём портнихе-шлюхе в койке с Гейгером поговорить, о балете, там о тракторах. Егор в отчаянии секретуток начал своих предлагать, но секретутка, – та же шлюха из борделя, только на ставке работает, ну, шмотки ей некоторые покупают, духи, там, помаду губную…

На том кореша и закончились. Всё. Пиздец. Фулл краш. Гейм овер.

Когда Миха, как чёртик из коробочки, выскочил, я его чуть не расцеловал, как родного, хотя он на журфаке учился, факультет филологов недоделанных, и связывал меня с ним один-единственный случай: играли раз в баскетбол, так я бросок трёхочковый хотел сделать, да так удачно, что Миха на площадке растянулся, мяч ему прямо в лоб попал.

Самое смешное, мы в тот раз за одну команду играли.

Тут он, значит, совсем по-другому поводу выскочил. Михаил Иудович тот не просто с деликатной просьбой ко мне обратился, целую кампанию развернул, чтоб предъявить Рубена разным ответственным лицам, и чтоб процесс поиска бляди для фашиста курировали те, кому нужно было курировать. Пропуск мне какой-то выписали, с ним по облисполкому можно было спокойно разгуливать и двери ногами открывать. Только я там раза два всего побывал, на рожи их постные посмотрел, – а их же жаба давит, что не для них блядь уникальную искать буду!

За Миху я никогда не волновался, что вот с мальчиком с этим случится что-нибудь когда-нибудь. Он нос свой по ветру держал, журналист, всё-таки, неплохой получился.

Он стал передо мной, как лист перед травой: «Есть информация, уважаемый Рубен, что в городе готовится сделка на международном уровне». А я ему: «Тебе сто или сто пятьдесят наливать?». Попустило его, короче, после перовой бутылки, поделились воспоминаниями, прошлым, настоящим и будущим, другими словами.

Он, кстати, неплохо устроился. Жил с двумя шлюхами, писал в три газеты тогда. Только вся гуманитарность здесь нищей будет до второго пришествия, хоть в десять газет пиши, всё равно побираться будешь. Так что сидел Миха у своих девок на шее иждивенцем. Мы вчетвером тогда неплохо повеселились, а я по привычке деньги на тумбочке оставил, знал, кому они достанутся.