История довоенного Донбасса в символах. Точки

Ничего особенного в девочке, короче, я не нашёл, кроме того, что она офигенно похожа на ту комсомолку с фотографии. Сидит, телевизор смотрит, и на первом этапе я просто луканулся на Михин трёп. Он ясный день все уши мне про неё прожужжал, спортсменка-отличница-комсомолка, училась в каком-то университете имени какого-то академика, но что-то там, в универе, не заладилось, и теперь она доучивается в институте международных отношений в Харькове. Я в Харькове не бывал, слышал только, что столицей городок тот сделать хотели, метро там построили, но международными отношениями там никогда не пахло. Это неважно, говорит Миха, главное, зовут её Тамарой, а эта припевочка губки раскрывает и говорит: «С неграми спала, а с немцами не приходилось», и смотрит дальше свою «Санту Барбару». У меня челюсть отвисла, а Миха суёт мне какую-то супервенерическую справку, где написано: никаких трипперов у данной Тамары не обнаружено. Я, говорю Михе, таких справочек тебе сам напечатаю, сколько хочешь, и потом, что там, в универе конкретно не заладилось? Минет кому-то не сделала? Ты, говорит Миха, идиот, Рубен, потому что там не с Тамарой не заладилось, там с самим универом что-то такое случилось, что теперь универа нет и в помине. Ни хуя себе, говорю я, из-за какой-то Тамары универы закрываются!

И вот эту пургу, Артём, мы с ним метём, наверное, минут двадцать, до тех пор, пока Тамара не встаёт из своего кресла, и куда-то выходит, за спичками, там, или за сигаретами. Тут мы с Михой оба заткнулись, взглядами лапали её пока она из комнаты не испарилась.

Я такое пару раз всего видел, чтоб в простой ходьбе столько всего было. Такому никаких моделей не научишь, тут природные вещи какие-то нужны, как бы голимо и непонятно это не звучало. Словами этого не передать, и видиком не заснять, чтобы там Гена Бродский не пел о самом важнейшем из искусств.

Миха всё это просёк, ухмыльнулся: «А ты говоришь – не подойдёт!» Я ещё понять не успел, что действительно подойдёт, и продолжаю мести такую же пургу, что и прежде, если не хуже. Тамаре, очевидно, скучно стало, в беседу с нами вступила. Такое я тоже всего пару раз видел, чтоб баб двумя фразами поучала двух мужиков старше её. Главное, мы с Михой сидим, орём друг на друга, слюной брызжем, а Тамара спокойно так попускает нас, выставляя полными дураками. Я прозрел, лишь когда она спросила насчёт лавэ.

«Что ты орёшь на меня?» спрашивает Миха, воспользовавшись паузой. Я ему: «А ты чего орёшь?». Тамара говорит: «Сублимация».

И права ведь девочка была, мы, вместо того, чтобы её трахнуть, трепались, как бабы.

А в койку её затащить, ни у меня, ни у Михи наглости бы не хватило, язык не поворачивался сделать ей такое предложение…

VII

Фотография, – вот это, в натуре, искусство. Я это понял, когда познакомился с одним мужиком по кличке Борода. Он под колпаком КГБ тексты Солженицына фотографировал, и диссидентство распространял. А как коммунизм кончился, Борода решил не терять своего таланта, нашёл «крышу» в лице начальника донецкого УВД, Подкопаева, Виктора Ивановича. Только занимается теперь Борода делами на три километра далекими от госбезопасности. Подкопаев дачу себе купил. Возле аэропорта, на улице Орбиты. То есть, не дачу, дача у него в другом месте, и не дом, дом у Подкопаева, по-моему, в парке Щербакова стоит.

Там, на Орбите, самый главный мусор области организовал целую порноиндустрию с малолетками на главных ролях. И всё отпечатано в таком качестве, какое раньше Бороде во времена тиражирования Солженицына и не снилось. Говорят, один снимок сто баксов стоит. Точно не знаю, не покупал ничего у Бороды. А про Подкопаева хохма ходит: в его кабинете за портретом Президента над головой Подкопаева тайник с коллекцией офигенно малолетних блядей. И вот однажды на каком-то торжественном совещании у Подкопаева петь гимн родины начали, он – солистом, разумеется, мужик здоровый жилистый, подполковник всё-так, голосистый мужик, так вот от его рёва тайник распанахался, и фотки все высыпались, прямо на лысину самого главного мусора нашей области.

Такая, вот, Артёмка, в Донецке исполнительная власть…

Когда мы к Бороде втроём приехали, – я, Миха и Тамара, – блевать захотелось. Огромнейший домина, в доме – зал, а в зале, – как в детсадовской бане. Малолеток голых полно, и такое живое у них общение, что ежу понятно, для них это уже как работа, или школа, о позах впечатлениями обмениваются, какая сколько стоит, и как оплачивается, если в рот тебе кончили, а не на спину, и что мама скажет, когда всё это увидит.