История дождя

Это было еще в те времена, когда собакам разрешали свободно бегать по пляжам, ведь еще не был избран министр, занимающийся собачьим дерьмом. Поэтому, когда мы съезжаем на большой пляж, очертаниями похожий на подкову, Эней отпускает Гека, и тот бежит так, как никогда не бегал прежде, будто песок, берег и морской бриз — чудеса, специально созданные для собак. Он бежит, и вы чувствуете радость. Вы не можете объяснить этого. Он бежит, вытянув голову вперед, оттянув уши назад, будто не может достаточно быстро добраться туда, куда хочет, будто его кровь вспоминает пляжи прежнего мира и то, что пляж означает свободу. Эней во весь опор несется за ним. Он вопит Гек! Гек! и не огорчается, когда Гек не замедляет бег. Эней продолжает бежать, ни на что не обращая внимания. Его руки летят, и у него такая беззаботность, какую все мы хотим получить, но полагаем, что она существует только в сказках. Отпечатки их ног быстро смывает море в ослепительном блеске отхлынувшего прибоя.

— Поплаваем, Рути? — спрашивает Папа, хотя знает, что я не буду.

В своих коричневых спортивных трусах он идет к океану. Мы с Мамой стоим, как это всегда делают девочки, наблюдая за Папой, держа его одежду и всматриваясь в даль. Там сначала мы находим Энея, и затем, далеко в море, видим Папу.

Однажды на наш день рождения — помню, то был солнечный день, — мы получаем в подарок лошадь — серую кобылу, и папа, бившийся в то время над Гомером, назвал ее Гиппокампом, который в мифологии был частично конем, частично дельфином и частично птицей. Он мог быстро передвигаться как по морю, так и по суше или воздуху[612]. На самом деле ничего такого нашей дорогой Гиппи не удалось сделать в своей жизни. Мужчина по имени Дигэн привез ее из Килраша в трейлере для лошадей, тащившемся позади старого пыльного «Мерседеса». Гиппокамп откликается на имя Нэнси и держит свои мифические силы в большом секрете.

Мистер Дигэн выходит из своего автомобиля, говорит «Прекрасный день, прекрасный, благодарение Богу!» и хлопает в ладоши. На голове у мистера Дигэна маленькая фетровая шляпа. Он желает нам с Энеем счастливого дня рождения.

— Ну разве вам не повезло? Эта прекрасная тихая лошадь специально для вас. О Боже, да!

Он открывает защелки по обе стороны трейлера и вскрикивает «Хап!», когда опускает заднюю стенку. Мама стоит возле кабины, сложив руки на груди, и у нее сдержанная улыбка, которую она бережет только для Папы и только для тех случаев, когда он делает то, что она считала невозможным. Бабушка, глядя в кухонное окно, сердитым взглядом выражает свое мнение о лошадниках. Мистер Дигэн входит в трейлер и отвязывает Гиппи. То ли из-за того, что она дремала во время поездки, то ли из-за причиненных злыми мухами мучений, которые она должна была терпеть, она не двигается.

— Хап! Давай же! Хап! Давай же, давай, дамочка!

Гиппи на прямых ногах нехотя пятится на пандус, спускается в наш двор и поворачивается. В глазах ее испуг, пока Эней не велит Геку вести себя тихо.

— Ну вот, взгляните на вашу лошадь, — предлагает мистер Дигэн. — Она шикарная леди, вот эта самая.

Он похлопывает ее по шее сильнее, чем похлопала бы я, но Гиппи, кажется, не возражает.

— Что скажешь о ней, Рути? — спрашивает Папа.

— Она прекрасна.

— Погладишь ее?

— Ей нравится, когда ее ласкают, — говорит мистер Дигэн. — О Боже, очень нравится!

— А она спокойная? — спрашивает его Мама.

— Очень спокойная, мэм. — У мистера Дигэна широкая белозубая улыбка. Инстинкт лошадника говорит ему, что на Маму сложнее произвести впечатление, чем на Папу, поэтому он щелкает пальцами, словно его осенила идея. — Я покажу вам, какая она спокойная, — он приседает и забирается под лошадь так, что помещается целиком между ее четырьмя ногами, и сидит на корточках с таким видом, будто он в гостиной. — Если пойдет дождь, вы всегда сможете укрыться здесь, — поясняет он. — Она не будет возражать. — Он протягивает мне руку. — Хочешь выпить здесь чашку чая? Я позвоню в обслуживание номеров.

Он дважды дергает лошадь за хвост. Гиппи ничуточки не возражает. Даже не двигается.

К восьми годам я уже боялась коров, быков и вообще зверей, уже решила, что мир природы — ошибочный термин, но в тот момент поняла, что передо мной лучшая лошадь, какая только может быть на свете. Гиппи, Чудо-Лошадь. Я беру мистера Дигэна за руку и вхожу под Гиппи. То же самое делает Эней.

— У нее будут малыши? — спрашивает Эней.

— Жеребята, так их называют, — поправляю я его.

— У нее будут жеребята?

— Бог даст, — говорит мистер Дигэн. — Бог даст.

И я понимаю, что сегодняшний день останется у меня в памяти. Понимаю еще до того, как мы с Энеем начинаем смеяться там, под лошадью, и не можем остановиться, и Гиппи не возражает. Она не двигается, и наш смех становится сильнее, захватывает и Маму, а она передает его Папе в форме улыбки, которую высвобождает теперь, потому что Вергилий замечательный, потому что она вообще не знает, как он раздобыл лошадь к нашему дню рождения.