Старый слуга, зайдя на могилу Агамемнона, увидел там признаки совершенных недавно жертвоприношений, нашел прядь волос, след от ноги и по сходству с волосами и следом ноги Электры предполагает, что прибыл Орест. (Это как раз те признаки, по которым у Эсхила Электра узнает о приходе брата. У Эврипида Электра отвергает их как наивные. Это явная критика приемов Эсхила.) Потом старик, приглядываясь к одному из гостей, открывает в нем знакомые черты и так узнает Ореста. А после совершения убийства Орест и Электра изображаются уже как психически больные люди — в духе врачебной теории Гиппократа. Так вся трагедия построена по принципу естественности и правдоподобия. Этим характеризуется творческий метод Эврипида.
Чтобы не повторять мотивов, которые были у предшественников, Эврипид лишь бегло отмечает их, но зато подробно развивает то новое, что сам вносит в сюжет. Так, например, в «Оресте» едва упоминается о суде Ареопага (1648 — 1652), но зато подробно рассказывается о суде над Орестом в Народном собрании (866 — 956), чего вовсе нет у других трагиков.
Из характерных приемов творчества Эврипида надо отметить своеобразное применение прологов и развязок.
В свободной тетралогии, где каждая пьеса представляла вполне законченное и самостоятельное целое, такая драма была естественно стеснена размерами. Из экономии места поэт, чтобы ярче изобразить главное, должен был возможно короче задерживаться на менее существенных частях. Кроме того, ему важно было сделать с самого начала все действие понятным для зрителя, тем более что часто он пользуется редкими вариантами мифов, как в «Электре», «Елене», «Финикиянках» и др. Это и побуждало его строить пролог так, чтобы в нем изложить все предварительные данные. В некоторых трагедиях пролог произносится кем-нибудь из богов, что дает возможность в общих чертах наметить содержание всей трагедии. Этот прием носит несколько механический характер и вызвал насмешки Аристофана в «Лягушках» (946). Еще более механический характер имеет у него форма окончания: когда все, что представлялось существенным, показано зрителям, поэт обрывает действие, заставляя появляться на специальной машине кого-нибудь из богов (deus ex machina), чтобы распутать создавшееся положение и предсказать дальнейшую судьбу героев. Этим приемом он пользуется в восьми трагедиях.
6. ОБРАЗЫ ТРАГЕДИЙ ЭВРИПИДА
Вследствие того что греческая трагедия замкнулась в кругу мифологических сюжетов, авторы часто допускали анахронизмы: героям мифологического прошлого приписывались мысли и чувства современников автора. Ни у кого это противоречие не выступает так резко, как у Эврипида. Поэтому образы его трагедий имеют двойственный характер: с одной стороны, это герои эпического склада, с другой — это его современники.
Софокл, как мы видели, противопоставлял себя Эврипиду, говоря, что он изображает людей такими, какими они должны быть, а Эврипид — такими, каковы они в действительности. Конечно, это определение нельзя понимать в узком смысле. Самый характер греческой трагедии, весь ее стиль предполагает известную идеализацию, возвышение героев над уровнем заурядных людей. Но Эврипид и в героях старался показать чисто человеческие, иногда весьма низменные свойства. Это снижение и упрощение героев было новшеством в греческой литературе и казалось грубым нарушением установившейся традиции. Аристофан в «Лягушках» выражал негодование на то, что Эврипид выводил героев как каких-то пустых болтунов, нищих, оборванцев (841 сл.).