Но среда ее погубила. В трагедии очень живо показаны ее переживания. Мы видим, как она, изнурившая себя голодом, погруженная в думы, невольно выдает свою тайную страсть: то она хочет напиться воды из горного источника, то направить псов на дикую лань или метнуть копьем в нее. Во всех ее странных порывах обнаруживается тайное желание быть ближе к любимому человеку. Она стыдится, замечая безумство своих слов. Поэт старается возвысить самое чувство, говоря, что «Эрот учит человека и делает поэтом, если даже он не был им прежде» (фр. 663). Федра выдала свою тайну няньке, и та, опытная в таких делах, взялась ей помочь, не спрашивая ее согласия. Невежественная, научившаяся от уличных мудрецов находить оправдание всякой подлости, она своей решительностью обезоружила обессиленную Федру. Ипполит недаром видит в таких наперстницах величайшее зло: надо бы держать их подальше от жен (645). Нянька своим вмешательством привела к катастрофе. Ипполит негодует на гнусное предложение, переданное нянькой. А Федра, чувствуя себя оскорбленной, превращается в озлобленную мстительницу, которая не щадит ни себя, ни тем более врага, узнавшего ее тайну. Пагубное вмешательство Афродиты вызывает сострадание к ее жертве. В противоположность Федре, этой слабой по природе женщине и только под влиянием страсти решившейся на преступление, Медея — женщина «ученая», словно прошедшая школу софистов, сильная духом, эта яркая, исключительная индивидуальность ставит свое «я» выше всего остального, все считает для себя подозрительным, может дерзнуть на все, не признает никаких преград. Вся жизнь для нее в Ясоне: ради него она совершала преступления; ради него она сделала свое существование несносным. Много раз спасая мужа, она считает себя вправе требовать от него верности. Оскорбление в любви, с ее точки зрения, — величайший проступок (265 сл.), и месть за него должна быть самой беспощадной. Уже в самом начале трагедии верные слуги ее предвидят, что она не остановится перед самым ужасным делом. Воспитанная в свободной обстановке — в варварской стране, под влиянием страсти она становится демонической личностью. Она идет на коварство, на унизительную лесть, чтобы только добиться своего. Ревность и месть в образе Медеи доведены до высшего накала. Поэт порвал с традиционной версией мифа об убийстве детей коринфянами, чтобы во всем ужасе показать злодейство матери.
К разделу подобных женщин, хотя и уступающих Медее по яркости и силе выражения, должны быть отнесены Гекуба, ослепляющая Полиместора («Гекуба»), и Алкмена, убивающая Эврисфея («Гераклиды»). Настоящим типом злой женщины, надменной, мелочной и ревнивой, ничем не умеющей привязать к себе мужа, представлена Гермиона в «Андромахе».
У Эврипида мы находим целый ряд обаятельных, прекрасных женских образов, преданных, готовых к самопожертвованию, как Алкестида, Поликсена (в «Гекубе»), Макария (в «Гераклидах»), Ифигения (в « Ифигении в Авлиде»). Эврипид воплотил идеал высокой мудрости в лице Меланиппы в не дошедшей до нас трагедии «Мудрая Меланиппа».
Наделяя своих героев реальными чертами, тонко воспроизводя их душевные переживания, Эврипид первый попытался раскрыть явления психических отклонений и безумия. Безумие Геракла, Агавы, муки совести Ореста и т. п. он изображает как психическую болезнь, и симптомы ее описывает согласно наблюдениям своего знаменитого современника, врача Гиппократа («О священной болезни». См. гл. X).
7. РЕЧИ ДЕЙСТВУЮЩИХ ЛИЦ И ЯЗЫК ТРАГЕДИЙ ЭВРИПИДА
Вместе с наукой своего времени Эврипид хорошо усвоил и ораторское искусство, которое привлекало к себе внимание некоторых софистов (см. гл. X). Эврипид широко воспользовался их опытом и в уста действующих лиц нередко вкладывал речи, построенные по правилам риторики. Особенно наглядно это представлено в сценах спора, превращающегося иногда в словесное состязание («агон»).
У Эврипида речи спорящих обычно построены вполне симметрично и содержат три основные части: вступление, главную часть и заключение. Доказательства располагаются в строгом порядке. Инода речи противников даже имеют одинаковое количество стихов, а ответы следуют по пунктам. Образцом могут служить речи Медеи и Ясона — одна как обвинительная, другая как защитительная («Медея», 465 — 519 и 522 — 575). Ясон, возражая на обвинения Медеи, прибегает к чисто софистическим приемам. Он доказывает, во-первых, что спасительницей его была не Медея, а Афродита; во-вторых, что он дал Медее больше, чем получил от нее — он привез ее в Грецию и дал ей славу; в-третьих, новым браком он доказывает свою проницательность, так как приносит пользу ей и детям.