История древнегреческой литературы

Чрезвычайно жизненно обрисован Агамемнон в «Ифигении в Авлиде». Честолюбивый царь, который для достижения верховной власти готов пожертвовать даже самыми близкими ему, действует порой как настоящий демагог — на это ему указывает Менелай (335 — 348). Он с завистью смотрит на простого раба, который не знает мук честолюбия и счастлив в своем низком положении. Поэт весьма тонко изображает колебания и переживания Агамемнона. Его честолюбивые планы сталкиваются с естественным чувством отца: ради своих планов он должен принести в жертву свою собственную дочь. Агамемнон отказывается от своего намерения и пишет письмо домой; но Менелай расстраивает все дело. Вестник сообщает о приезде Ифигении с матерью и о том, что все войско узнало о жертвоприношении и ждет его. Тут-то во всем ужасе представляется ему его положение. Сам Менелай отступается от своего требования. Но Агамемнон в конце концов видит безнадежность своего положения, так как его все равно заставят отдать дочь. Он лицемерит перед женой и дочерью, разыгрывая роль нежного отца, но это плохо ему удается, и он не может удержать на глазах слез. Наконец, его изобличают. После этого скрывать ему уже нечего; он признается в принятом решении, но пытается оправдать его высокими патриотическими чувствами и заражает подлинным самопожертвованием юное сердце Ифигении. Так, этот мифологический герой предстает в чисто человеческом облике политического деятеля времени Пелопоннесской войны.

Типом благодушного эгоиста представлен Адмет в «Алкестиде». Своим благочестием он снискал расположение Аполлона, который некогда, отбывая наказание по воле богов, служил у него батраком. Аполлон и дал ему возможность отсрочить смерть, если он найдет кого-нибудь, кто согласится умереть вместо него. Согласилась на это только жена его Алкестида. Придя в опустевший дом, он испытывает глубокую скорбь и жалеет, что принял эту жертву. Адмет несколько искупает свой эгоизм гостеприимством: когда приходит Геракл, Адмет не говорит ему ни слова о своем горе, чтобы не омрачать его веселого настроения, и Геракл, узнав обо всем, вознаграждает его за это тем, что приводит к нему спасенную Алкестиду.

В трагедиях Эврипида надо особо остановиться на образах женщин. Аристофан установил за ним репутацию женоненавистника, указывая на выведенные им типы развратниц, вроде Федры и Сфенебеи. Однако справедливость требует сказать, что наряду с женщинами-преступницами у него есть идеально прекрасные женские образы. Вообще он показал себя удивительным мастером в изображении женской психологии. Чрезвычайно важно то, что, рисуя эти образы, он поставил вопрос о социальных условиях, в которых слагаются такие образы. Замечательна в этом отношении речь Медеи (230 — 237):

Да, между тех, кто дышит и кто мыслит,
Нас, женщин, нет несчастней. За мужей
Мы платим и недешево. А купишь,
Так он тебе хозяин, а не раб.
И первого второе горе больше.
А главное — берешь ведь наобум:
Порочен он иль честен, как узнаешь?
А между тем уйди — тебе ж позор,
И удалить супруга ты не смеешь.
{Перевод И. Ф. Анненского)

Эврипид со всей остротой подчеркивал ненормальность бытового положения греческой женщины. Выйдя замуж, женщина приходит в чужой дом, ни к чему не приученная в родительском доме, совершенно не зная своего мужа. Жизнь женщины ограничена целым рядом условностей. Положение мужчины совсем иное, так как он проводит большую часть времени вне дома. Но родить ребенка, рассуждает Медея (250 сл.), более тяжелое дело, чем сражаться на войне. Психология такой женщины и представлена в лице Федры в «Ипполите». «Соблазнов много в нашей жизни есть, — говорит она, — беседы долгие, безделье — сладкий яд» (383 сл.) и т. д. Честная по своей натуре, она поняла собственное бессилие перед захватившей ее страстью и хотела молча, не открывая никому своей тайны, умереть.