Как настоящий поэт, Аристофан умеет свою мысль представить образно. Шарлатанство, обман, туман, которыми морочат людей мнимые ученые, воплощаются в забавном образе Облаков, — в виде женских фигур с длинными носами и в длинных развевающихся одеждах. Назойливое приставание старых судей, жалящих своими приговорами, показано в виде хора Ос. Мир в «Ахарнянах» представляется каким-то напитком, который различается по сортам и продается в сосудах. Самая идея мира конкретно изображается в образе богини, а богатство в виде бога, притом слепого, что имеет символическое значение; так же и бедность в «Богатстве». В «Ахарнянах» выведена комическая фигура персидского посла под именем Царево Око — с огромным глазом на лице как выражение зоркого наблюдения.
Качество литературных произведений измеряется по весу, словно товар, продаваемый на рынке. Эсхил и Эврипид кладут на весы свои стихи, причем простые и легкие слова Эврипида перевешиваются высокопарными, тяжеловесными выражениями Эсхила. В «Облаках» идеи справедливости и несправедливости образно представлены в виде аллегорических фигур Справедливого и Несправедливого слов.
Птицы в комедии этого наименования — аллегорический образ самих афинян.
Поэт не стесняет себя рамками естественности и правдоподобия. Чем невероятнее его изображение, тем более комичное впечатление оно производит. Пользуясь формами народной сказки, поэт изображает всевозможные превращения и сквозь смех высказывает со всей резкостью горькую истину. Получается комическое соединение реального с фантастическим и даже прямо сказочным. Фантастичность всего действия дополняется той легкостью, с какой действие переносится из одного места в другое.
Это нарушение театральной иллюзии составляет особый прием комического поэта — типичную буффонаду. Она особенно бросается в глаза во «Всадниках», где образ старика Дема — аллегорическое воспроизведение народа — смешивается с подлинным народом, заседающим в собраниях и судебных комиссиях и рассчитывающим на получение трех оболов. В довершение фантастичности Дем, старый брюзга, превращается в молодого человека, готового наслаждаться всеми благами жизни. В «Лягушках» Дионис, напуганный ужасами загробного мира, обращается к жрецу, сидящему во время представления в первом ряду зрительских мест: «О жрец, защити меня, чтобы мне быть твоим собутыльником!» (297). Его пытают как раба, а Эврипид, возмущенный отказом жреца взять поэта на землю, называет его самым мерзким из людей (1472). Во «Всадниках» Пафлагонец, теснимый хором, обращается к зрителям (255 — 257):
Особенно любопытно то место в «Мире», где представлено, как Тригей взлетает на навозном жуке на небо: во время этого полета, который воспроизводился перед зрителями, он вдруг обращается к машинисту: «Ох, как я боюсь, и говорю это не шутя. Машинист, осторожнее! Ветер уже крутится у меня в животе, и, если ты не будешь осторожен, я накормлю навозного жука» (173 — 176). Нередки в комедиях случаи, когда действующее лицо обращается к зрителям, заставляя их почувствовать, что перед ними только театральная игра[197]
. Это должно было вызывать смех у зрителей. А в «Ахарнянах» в уста Дикеополида вкладываются рассуждения о тех преследованиях, которым подверг Клеон Аристофана за осмеяние в комедии «Вавилоняне»[198]. «Я сам знаю, что мне пришлось вытерпеть за прошлогоднюю комедию» (377 сл., ср. 501 — 503). Действующее лицо, таким образом, отождествляет себя с поэтом.Такой прием распространяется и на роль хора. В начальной части комедии он выступает как действующее лицо, наделенное соответствующими признаками, но в дальнейшем эти свойства забываются.
Облака, Осы, Птицы и т. д. только в начале пьесы имеют определенный аллегорический смысл, а под конец принимают чисто человеческие свойства, становятся свидетелями или посредниками в споре между действующими лицами, нередко даже высказывают мысли самого автора.