История древнерусской литературы

Слияние проникшей из Византии цивилизации с христианизацией не привело, однако, киевских славян к тому, чтобы вести собственную жизнь исключительно по схемам, принесенным извне. Христианизация была подобна новорожденному, однако были на Руси и предпосылки внутренней эволюции. Здесь существовала языковая традиция, которая, хотя и не была письменно зафиксирована (самые последние гипотезь! по поводу дохристианской письменности на Руси базируются на недостаточных данных, и, едва будучи проверены, обнаружили бы лишь несовершенство техники), не могла быть полностью вытеснена церковным языком, привнесенным из балканского славянского мира. Существовала религиозная традиция с выраженными языческими культами, которые придали особый колорит христианским обрядам. Существовали семейные и общественные обычаи, которые христианская мораль могла обновлять или бороться с ними, но не отменять. Существовала устная поэтическая традиция, которая частично использовалась в литературных приемах и которая в течение веков питала фантазию тех, кто, не входя в образованные круги, только ею и мог питаться.

Родство между славянскими наречиями Руси, Болгарии и Сербии было таким, что позволяло южнославянскому миссионеру быть понятым и в Киеве, и в Новгороде. Речь не шла, однако, о тождестве. Уже в X в. у восточных славян выработались фонетические и морфологические особенности, не встречающиеся у балканских славян. Во всем славянском мире, как в зонах византийского, так и римского влияния существовали различия не только между местными говорами и соседними, но и более выраженные — между целыми ареалами. Впечатление языковой общности, которое могло еще поразить путешественника и которое способствовало распространению кирилло-мефодиевских текстов, фактически соответствовало реальной ситуации, только в сравнении с неславянскими языками. Три больших области, наконец-то, сформировались внутри славянского языкового мира: западная (в которой возникнут чешский, словацкий и польский литературные языки), южная (историческая почва современных словенского, хорватского, сербского, македонского и болгарского литературных языков) и восточная. Последняя, охватывающая славянские территории Руси, была связана большим родством с южной областью, чем с западной. Эти связи были закреплены принятием того же литургического языка кирилло-мефодиевского происхождения, так что даже впоследствии литературный русский не отдалялся от болгарского или сербского так, как от чешского или польского (развивающихся в западно-христианском окружении).

Восточные славяне, однако, хотя и легко понимали тексты, вводимые миссионерами византийской Церкви, очевидно, использовали языковые формы, свойственные их местной традиции. Таким образом, создался дуализм, в котором старославянский язык балканского происхождения, принятый Церковью, приобрел функцию литературного языка, в то время как местные наречия превратились в диалекты. Между двумя языковыми уровнями возникла в силу социальной и культурной необходимости некая объединяющая среда. Русские переписчики, которые помогали и затем заменяли приглашенных из Византии, вводили народные формы в старославянские тексты, и авторы оригинальных текстов, хотя и принимали старославянский как литературный язык, все более прибегали к разного рода «русизмам».

В современную эпоху ученые пытались исторически описать этот процесс, иногда принимая за основу старославянский, иногда народный язык. На основе этих исследований делались различные выводы, которые дают основания и для компромиссного разрешения проблемы.

Историки старославянского языка обнаружили в русском регионе и в других зонах языково-религиозной общности, которую мы определяем как «славянский православный мир», постепенную «порчу» языка, аналогичную той, которую мы видим в латинском под влиянием формирующихся романских языков. Язык кирилло-мефодиевских текстов, привнесенных в другую среду, мало-помалу «болгаризировался», «сербизировался», «русифицировался». Таким образом, тексты Киевской Руси не были написаны на «чистом» старославянском языке. Терминология, принятая разными учеными, не однозначна. Когда говорят о русских «редакциях», о «церковнославянском русском» или «славяно-русском», речь идет, в сущности, об одном явлении, суть которого состоит в постепенной трансформации литургического языка, введенного христианизацией.

Ученые, желавшие акцентировать значение туземных сил, напротив, не столько заинтересованы в судьбах старославянского языка, сколько в собственной эволюции «русского» как инструмента письменной традиции, передававшейся на протяжении веков от Киевской Руси до современной России. История языка, которая исходит из подобных предпосылок, описывает эволюцию древнерусского языка от максимальной до минимальной палеославянизации. В свете разных критических подходов один и тот же русский средневековый текст может поэтому, естественно, считаться доказательством как «порчи», так и языкового прогресса.