Современная наука не разъяснила окончательно проблему возникновения слова «Русь». Но, во всяком случае, оно обозначило обширное государственное образование, сложившееся в X в. к северу от Киева почти до Ладоги. Правящая аристократия была по большей части скандинавского происхождения и брала начало от тех варягов (византийские pdpayyoi), чьи наземные и морские набеги были аналогичны набегам их соплеменников норманнов в Западной Европе. Традиция указывала в качестве родоначальника Рюрика, пришедшего к власти в Новгороде. Его преемник Олег, спустившись в южные области, завоевал Киев и в 882 г. перенес туда столицу своих владений. После Олега в Киевской Руси правили князья Игорь (умер в 945 г.), Святослав (умер в 972 г.), Владимир (978—1015). Эти имена князей дают историку возможность уяснить суть процесса этнического слияния, который характеризовал возникновение Руси. В то время как Рюрик, Олег и Игорь — немного измененные скандинавские имена, Святослав и Владимир — имена, несомненно, славянские. Это доказывает, что первыми вождями были скандинавские воины, чьи потомки быстро ассимилировались со славянским населением.
По этой проблеме в современной историографии были и остаются разногласия. Так называемые «норманисты» настаивают на скандинавском происхождении Руси, в то время как «антинорманисты» видят в формировании первого большого политического восточнославянского образования результат местных усилий, подвергнувшихся лишь поверхностному влиянию варяжских воинов.
Этот вопрос имеет немалое значение и для изучения происхождения литератур. При Олеге и Игоре Киевская Русь вступила в контакт с византийским миром. Оба правителя заключили с Византией (911 и 944 г.) дипломатические договоры, которые являются первыми следами регулярной связи между языческим миром к северу от Понта и восточным христианством. Святослав сражался на стороне Византии против Болгарии и дошел со своим войском до Филиппополя — сердца балканского славянского православия. Его сын Владимир впоследствии начал официальную христианизацию Руси. В культурном аспекте эти факты ставят перед историком проблему, суть которой может быть обобщена основным вопросом: к какой этнической и лингвистической группе принадлежали язычники Киева, которые в X в. подготовили и осуществили вступление их страны в мир христианства. Без сомнения, большинство подданных Киева были славянами. Культура, однако, передавалась больше через аристократию, чем через низшие социальные слои. Если мы признаем, что киевская аристократия состояла из скандинавских воинов, то первые связи между Византией и Русью могут быть обозначены не как встреча византийско-славянская, а как византийско-германская. В таком случае изучение культурного происхождения Руси должно базироваться в значительной мере на скандинавском элементе, который выполнял посредническую функцию. Правящие Киевом варяги должны были ассимилировать греко-христианскую культуру, сливая ее с наследием собственной языческой традиции, их германских юридических институтов, их саг, всего их древнего фольклора. Лишь на следующем этапе варяжско-византийская культура должна была распространиться среди славянских подданных.
Если же мы признаем, напротив, что в X в. высшие социальные слои Руси были славянскими или славянизированными, то историческая картина будет совершенно иной. В этом случае отношения с христианством могли быть вызваны прямым соприкосновением славян Киевского государства с культурой православного славянского мира, тяготеющей к византийскому религиозному кругу. Тогда культурные и литературные начала Руси должны реконструироваться на фоне византийско-славянских отношений.
Обе эти концепции, норманская и антинорманская, в своих крайних формулировках отражают идеологический схематизм, который в наше время наконец-то начинает преодолеваться. Их теоретические предпосылки восходят к предромантической и романтической эпохам и помимо объективной неясности и противоречивости источников отражают тенденцию к культурному национализму. С одной стороны, положения норманистов, которые нашли в XVIII в. первую поддержку в исследованиях немецкого историка, академика Императорской Академии наук Г. Байера, объясняют германским элементом упорядоченные и плодотворные для славянского мира, в основе своей «анархического» и «пассивного», формы. С другой стороны, антинорманизм, провозглашенный уже в XVIII в. М. В. Ломоносовым и национальным русским течением, в противовес немецкой науке, возникшей в России при Петре Великом, отражает идеалы этнического национализма славян, отрицающего решающее иностранное влияние на собственое движение к цивилизации. В свете этих фактов можно понять причины, которые в нашу эпоху побудили советских историков и филологов решительно отвергать каждый норманистский аргумент. Для изучения культурных и литературных истоков Руси данные источников, во всяком случае, позволяют нам сделать достаточно определенные выводы.
Александр Ефимович Парнис , Владимир Зиновьевич Паперный , Всеволод Евгеньевич Багно , Джон Э. Малмстад , Игорь Павлович Смирнов , Мария Эммануиловна Маликова , Николай Алексеевич Богомолов , Ярослав Викторович Леонтьев
Литературоведение / Прочая научная литература / Образование и наука