История джаза: основные стили и выдающиеся исполнители

Новый ансамбль отыграл всего два концерта, когда фирма «Capitol Records» пригласила их на запись в студию. В итоге был издан альбом под названием «Рождение кула» («Birth of the Cool», 1949). Дэвис избрал свой путь, его карьера в 1950-е гг. прошла под знаком «прохладного» джаза, а труба его была олицетворением стиля кул. Он всегда говорил, что «хотел обойтись со своими слушателями помягче», чем боперы Диззи и Берд, играть такую музыку, которая была бы ближе к тому, что считается общепринятым звучанием. Записи ансамбля (с необычными аранжировками саксофониста Джерри Маллигена и пианиста Гила Эванса, которые были создателями эстетики «прохладного» джаза) звучали необыкновенно пронзительно и в то же время мягко. Дэвис открывал слушателям ранимость своей души, своего «я», делая звучание трубы неотразимым и притягательным, посредством музыки рассказывал об интимных переживаниях. Коммерческому успеху альбома содействовало само имя Майлза Дэвиса, который к этому времени стал уже популярным, а также участие в проекте белых музыкантов. Ведь музыка бибопа вышла из среды черных музыкантов, и белые поклонники джаза слушали такую музыку с некоторым напряжением. Музыка «Birth of the Cool» как бы возвращала слушателей в более спокойное музыкальное пространство — отсюда и невероятный успех.

Встреча Дэвиса с пианистом Гилом Эвансом благотворно повлияла на творческое и художественное развитие Майлза, которого всегда привлекали талантливые личности, ведь от них можно было узнать что-то новое. Эванс видел такие вещи, которые никто не замечал, он был истинным джазовым мыслителем. Музыканты очень любили общество этого спокойного канадца, они многому у него научились, особенно в плане аранжировки. С Эвансом было легко, казалось, ничто и никто не может вывести этого длиннющего и худущего человека из себя, даже Чарли Паркер, который какое-то время жил у пианиста. А ведь с Бердом никому не удавалось поладить из-за его характера и пристрастия к наркотикам.

В 1949 г. Майлз Дэвис с ансамблем Тэда Дамерона (1917—1965)? пианиста и одного из лучших аранжировщиков бибопа, отправился в Европу, в Париж (европейские слушатели всегда с восторгом принимали американский джаз). Это были первые гастроли Майлза за границей. Как вспоминал впоследствии Дэвис, зарубежная поездка навсегда изменила его взгляд на некоторые вещи. Именно в Париже Дэвис понял, что белые тоже бывают разными. Он подружился с писателем и философом Жан-Полем Сартром, скульптором и художником Пабло Пикассо, он даже закрутил роман с известной певицей Жюльетт Греко. Никогда Дэвис не чувствовал себя так, как тогда, в Париже. Майлз говорил, что здесь к нему, наконец, относились как к человеку, признавая его значимость музыканта и личности.

Но это прекрасное ощущение длилось недолго. Во Франции его принимали восторженно, как короля, а по возвращении на родину его опять стали третировать, как чернокожего мальчишку. «Когда я вернулся, на меня навалилась жуткая депрессия, и я оглянуться не успел, как крепко подсел на иглу, и потом целых четыре года выбирался из ада. Впервые в жизни я перестал контролировать себя и стремительно падал в пропасть», откровенно писал в «Автобиографии» Майлз Дэвис[30].

Одному Богу известно, какие душевные муки испытывал молодой музыкант, какие демоны его терзали. Ведь рос он в достаточно благополучном мире своей семьи. Мир музыкантов — это изолированный мир, они привыкли считать себя избранниками судьбы. Однако их мир хрупок, он может разрушиться под натиском реалий жизни: ханжества, расовых предрассудков и расистских нападок. Человеку в таком мире жить очень сложно и горестно. Кроме того, Майлз Дэвис, непростой по характеру, всегда испытывал потребность соответствовать образу «крутого негритянского парня». «Все, кто слышал игру на трубе Дэвиса, — как пишет джазовый критик Ефим Барбан, — не мог поверить в Дэвиса-матершинника и пошляка, наркомана и алкоголика, избивавшего своих жен (он был женат три раза) и не желавшего знать своих детей, — он не завещал им ни цента из своего многомиллионного состояния»[31].

Чтобы раздобыть деньги на наркотики и тем самым «прокормить ненасытного зверя», как говорил сам Дэвис, он подворовывал вещи у друзей, заложил в ломбард свою трубу, даже заделался сутенером. Оказавшись в Лос-Анджелесе, музыкант угодил в тюрьму за хранение наркотиков, но впоследствии как-то выкрутился. Отец, узнав о пагубном пристрастии сына, пытался помочь, устроить его в лечебницу для наркоманов. Но все было напрасно. Как и Чарли Паркер, Дэвис приобрел в итоге репутацию ненадежного человека, на которого окружающие поглядывали с жалостью и ужасом.