История Джейн N

– Правда? – Она запускает пальцы в волосы: пряди на пятнадцать сантиметров седые, от корней до уха, остальное каштановое. Мама не была в салоне со времен ДТКМП.

– Прости, – бормочу я, не зная, что еще сказать или сделать.

– Дело в Мейсоне, да? Поэтому ты застряла? Поэтому всех отталкиваешь?

Пулей бегу в комнату. Мама следом. Она встает в дверях. Ее взгляд останавливается на шкафу – на бутылках с водой и запасом коробок брауни.

– Ты в любой момент можешь позвать настоящую Шелли, но вместо этого складируешь некую искусственную ее замену. Это нездорово. Что творится у тебя в голове?

Делаю шаг назад и натыкаюсь на стол.

– Я люблю тебя, – вздыхает мама. – Но на каком-то этапе тебе придется…

«Люблю тебя, но…» Это все, что мне требуется услышать – три слова оставляют свежую рану на сердце, а ведь мне казалось, от него уже остались только ошметки.

– То, что с тобой произошло, – ужасно, отвратительно, горько и несправедливо, – продолжает она. – Но ты вернулась. Ты дома, слава богу. И должна жить дальше.

Словно бы я не чувствую себя мертвой.

– Тебя не было семь месяцев, – говорит мама. – Не позволяй тому злобному существу отнять у тебя еще хоть один день.

При словах про «злобное существо» мне будто наждачкой по коже проводят. Мамы там не было. Как она может такое говорить?

– Я люблю тебя, – подытоживает она, на сей раз без «но». Вместо него повисает тяжелая пауза, и наконец мама качает головой.

Но я просто не могу, не могу сказать, что тоже ее люблю. Я не произносила этих слов с момента возвращения. Глаза мамы наполняются слезами. Ее лицо сморщивается, точно бумага в языках пламени, а капли влаги на щеках ничем не облегчают боль.

– Прости, – снова говорю я, жалея, что не могу заплакать. По крайней мере, это показало бы, что у меня по-прежнему есть чувства, что я стою времени и терпения окружающих.

Она выходит из комнаты, а я опускаю жалюзи, задергиваю шторы, выключаю свет и запираю за ней дверь. Сидя в темноте, трусь щекой о коврик, пока кожа не начинает гореть, затем головой о стул, пробуждая в памяти то время, когда я была полна решимости убежать и пыталась пробиться сквозь лаз. С головы отрывается клочок кожи. Волосы впитывают кровь, точно губка, и становятся ярко-красными.

Но я все равно не могу заплакать, хотя тогда так много плакала.

Пролезаю под стол и обвиваюсь вокруг ножки. Прижавшись щекой к дереву, я думаю о пропущенных концертах. И пропущенных днях. И о том, как сильно я скучаю по Мейсону.

Ужасно.

Скучаю.

Пустота такая, что я чувствую ее на языке, словно пепел трупов, кремированных после медленной и мучительной смерти. Тем не менее мои глаза остаются сухими. Все слезы пролиты. Если бы я не стала писать, у меня бы и голоса не было.

Тогда 27

Едва проснувшись, я выскочила из постели и метнулась к лазу. У меня подпрыгнуло сердце. Прямо как в рождественское утро, Санта оставил мне подарок. Я знала, что там, но все равно волновалась. Втянула сумку из коридора к себе и заглянула внутрь.

Обложка блокнота была мраморной, серебристо-синей, с переплетом из блестящей золотистой спирали. Я вынула его. Страницы тоже были окантованы золотом. На дне сумки лежала ручка. Я вытащила ее и проверила, не смогу ли использовать в качестве ножа кончик или колпачок. Но оба оказались пластиковыми.

Я открыла блокнот, и тут раздался стук Мейсона. Я поспешила к стене, желая поведать ему о своем призе.

– Я же сказал, – ответил он. – Играй по правилам, тогда получишь, что хочешь.

– Чего я действительно хочу, так это вернуться домой.

– Вот почему я пытаюсь вытащить нас из этого дерьма. Кстати, я тут нашел кое-что полезное.

– Что же?

– Отвертку. Валялась в одном из отопительных каналов. Наверное, какой-то рабочий забыл. Пожалуй, ей можно взламывать замки, делать дыры в гипсокартоне или защититься, если потребуется.

Я открыла рот, чтобы поведать о своей борьбе с матрасом, но в последний момент промолчала. Вдруг Мейсона поймают? Вдруг он решит спастись, рассказав монстру все, что знает?

– Я как раз хотела тебя кое о чем спросить, – начала я вместо этого. – Когда ты впервые попал сюда, в комнате были твои любимые снеки?

– Снеки?

– То, что ты любишь есть. Все было подобрано индивидуально, как будто специально для тебя?

– Теперь, когда ты об этом упомянула, думаю, да. Но, честно говоря, я не очень разборчивый. Ем все, что увижу.

– Хорошо, а как насчет одежды – той, что обнаружилась в комоде, когда ты очнулся? Твоя любимая? Бренды, которые ты обычно покупаешь?

– Я не особо модный парень. Там были просто свитшоты и футболки, плюс одна толстовка на молнии.

– Все твоего размера?

– Да, а что? Что ты думаешь?

– Я думаю, он выбрал нас по какой-то определенной причине. Не знаешь, украшена ли комната Саманты ее любимыми вещами?

– Нет, но я могу спросить.

– Как по-твоему, он мог забрать нас ради выкупа?

– Что ж, если так, я в дерьме. У меня богатых знакомых нет.

– Может, тебя он выбрал по другой причине.

– Или вообще случайно.

– Почему тебя – случайно?

– Из-за моего неотразимого обаяния?

– Я серьезно.

– А я нет?

– Мои родители отдадут что угодно, лишь бы меня вернуть, – сказала я.