История философии. Реконструкция истории европейской философии через призму теории познания

Родоначальником ренессансного неоплатонизма считается величайший^ европейский философ XV века Николай Кузанский (1401-1464). Мировоззрение Николая Кузанского формировалось под воздействием в основном античной философии и в первую очередь под влиянием Платона и неоплатоников Плотина и Прокла. Как и все гуманисты, Николай был увлечен платонизмом в его неоплатоновской форме в трактовке Прокла. Безусловно, его увлечение неоплатониками, которые признавали идею безличного бога, сказалось на его пантеистических представлениях.

Свое философское учение Кузанский изложил в главном философском труде — трактате «Об ученом незнании», основное содержание которого составляют три фундаментальные идеи: 1) идея взаимосвязи всех природных явлений; 2) идея совпадения противоположностей; 3) учение о бесконечности Вселенной и о человеке как микрокосме.

Дух сомнения, которым были пронизаны сочинения гуманистов, стал методологическим основанием мышления Кузанского. Вслед за гуманистами он направил свое критическое оружие против незыблемости традиционных богословских истин, ища истину не в сочинениях средневековых схоластов, а в окружающей жизни. «Мудрость кричит снаружи, на улицах»[467] — возвещает Кузанский устами Простеца в диалоге «Простец о мудрости».

Рациональному обоснованию теологических истин в духе сводов Фомы Аквинского, схоластическому абсолютному знанию Кузанский противопоставляет концепцию «ученого незнания». Исходной точкой его концепции ученого (знающего) незнания является мысль о невозможности человека ухватить своим конечным соразмеряющим разумом бесконечное, ускользающее от соразмерности бытие. Из данной неспособности человеческого разума осуществить однозначное приведение неизвестного к известному проистекает единственно возможное знание — знание о своем незнании.) Именно в этом сократовском незнании, желании человека познать собственное незнание Кузанец усматривает высшую человеческую мудрость, единственно возможную точную истину. Истина же как таковая, точная истина непостижима. В понимании неуловимости точной истины коренится [знающее незнание. «Об истине, — замечает в этой связи Кузанский, — мы L явно знаем только, что в точности, как она есть, она неуловима… И чем глубже будет наша ученость в этом незнании, тем ближе мы приступим к истине»[468]. Следуя логике Николая, можно сказать, что точность истины высвечивается с необходимостью во тьме нашего незнания.

Из непостижимости точной истины немецкий мыслитель делает вывод * о том, что любое человеческое утверждение об истине есть предположение. Так как наше действительное знание несоизмеримо с максимальным, недостижимым для человека знанием, то «беспомощное отклонение нашего ненадежного познания от чистоты истины делает наши утверждения об истине предположениями»[469].

Таким образом, знание возможно только как знание-предположение, предположительное знание. И хотя разные предположения разных людей восходят ступенями к одной и той же непостижимой истине, всё же их мысли никогда не будут для них безошибочными, ибо их предположения несоразмерны друг другу. Интересно заметить, что свою мысль о знании- предположении Кузанец распространил и на область религиозных представлений, что свидетельствует об универсальном характере предположительного знания, единстве природы человеческого знания, которую он, как и вся предшествующая традиция, связывал с математикой.

«Книга природы», по мнению Кузанца, написана Богом на языке математики, т. е. без математики нельзя постичь божественной науки. И поскольку человек в своем познании мира идет тем же путем, каким бог сотворил всё, то математизация знания становится необходимым условием приближения к истине. Видимо, этим можно объяснить склонность Ку- занского пояснять основные понятия (понятие абсолютного максимума, абсолютного минимума, бесконечности) и положения (идея совпадения противоположностей) своей философии математическим способом.