История философии. Средние века

Среди осужденных высказываний Экхарта мы обнаруживаем суждение, в соответствии с которым Бог сотворил мир вместе с зарождением Сына, а также суждение о вечности мира. Экхарт вполне определенно утверждает, что Бог не существовал до начала мира и что мир был сотворен Богом при зарождении Бога Сына или Слова. Первое из данных утверждений не представляло собой ничего нового. Так, например, еще святой Августин говорил о неуместности разговоров о существовании Бога «до» самого мироздания, поскольку тем самым Он вовлекался в круговорот времени. Что касается «одновременного» и с сотворением мира зарождения Бога Сына, то, согласно Экхарту, данное положение утверждает мысль о вечности мира. В своей апологии он, однако, объясняет, что подразумевает акт божественного созидания направленным на сотворение того, что может быть описано как мир архетипов. Исходящий от Бога созидательный акт должен быть вечным; следовательно, он тождествен божественной сущности, а также должны быть вечными и архетипы или сущности в Слове. Отсюда, однако, как доказывает Экхарт, не следует с неизбежностью, что сотворение в «пассивном» смысле слова и множественность творений не имели начала. Другими словами, Экхарт заявляет следующее: то, что он утверждает, ничуть не отличается от того, что до него высказывали Альберт Великий и Фома Аквинский[308].

Тем не менее, вполне допустимо, что созидательное действие Бога есть действие созидающей (творческой) мысли. «Божественный разум есть основа всей природы в целом». При этом возникает вопрос: каков статус творений и в чем состоит их связь с Богом? Здесь мы сталкиваемся с одним из наиболее известных положений Экхарта, в соответствии с которым творение является ничем. В четвертой проповеди на немецком языке можно прочитать, что «все творения являются чистым ничто». Я не говорю, что они очень малы или еще что-либо подобное; они чистое ничто. Может показаться, что, по его мнению, Бог является единственной реальностью, а творения являются только «частью» Бога, чем-то внутренним божественному бытию. Ибо, несомненно, Экхарт не желает утверждать, что за пределами, как и внутри, Бога творений вовсе нет. Подобное положение дел вряд ли бы благоприятствовало существованию чего бы то ни было, в том числе мысли самого Экхарта.

Вовсе даже нет нужды обладать обширными знаниями в области философской теологии или средневековой метафизики, чтобы понять, что Экхарт, вероятно, не испытывал больших затруднений, придавая своим высказываниям смысл, совместимый с предыдущими ортодоксальными положениями. Свое утверждение, в соответствии с которым творения – это ничто, он объясняет на том основании, что последние не обладают собственным бытием. Если бы Господь перестал бы думать о них, то, как полагает Экхарт, они перестали бы существовать. Таким образом, положение «за пределами Бога ничего нет» на деле не выходит за пределы традиционного учения. Если Бог бесконечен, вездесущ, а также поддерживает бытие всех творений с помощью своей созидающей деятельности, то «за его пределами» не может быть ничего. Конечно, смысл этого высказывания может состоять в том, что творение находится «внутри» Бога, является его частью. Вместе с тем Экхарт утверждает, что ничто не является столь интимно близким творению, как сам Бог, так как пребывает в творении, тем самым обуславливая его бытие; вместе с тем он утверждает, что нет ничего столь отличного и удаленного от творения, как Бог. Ибо Бог и творение «противоположны друг другу», как одно или единое и множественное, как бесконечное и конечное.

Наш обычный опыт ограничен созерцанием конечных находящихся вокруг нас вещей, своей связностью образующих материальный, окружающий нас мир. Вполне естественно, что они, существуя по собственному праву, действительно кажутся запасом глубоких знаний.