История философии. Средние века

Рассматривая достижения науки, мы в первую очередь проявляем интерес к достижениям прикладной науки и техники. В этом отношении Средние века могут предложить очень немного. Так, например, появились изобретения в области оптики. Также следует указать на нереализованные мечты Роджера Бэкона. Однако если рассматривать историю науки начиная с Ренессанса, то станет очевидным, что первые шаги в теоретической науке предваряли собой эру поразительных изобретений и наступления технологической эры. Кстати, в теоретическом отношении Средние века не были столь уж «темными» и полными мракобесия, как их порой себе представляют. Например, некоторые теоремы Галилея были предвосхищены Николаем Орезмом. Так что открытия Средних веков приходилось переоткрыть заново. В каком-то смысле они оказались преждевременны. Почему так произошло – не так легко объяснить. Все-таки эпидемии чумы, войны, великий раскол или схизма, чувство надвигавшейся опасности, которое провоцировало рост религиозного фанатизма того или другого оттенка, мало способствовали научным исследованиям.

6

Теперь пора вновь вернуться к распространению «нового пути» в философии. Нам уже известно, что в первой половине XIV века влияние оккамистов было особенно распространено в Оксфорде и Париже. Но уже во второй половине того же столетия оно стало распространяться повсюду. Введенный в 1389 году устав Венского университета обязывал студентов посещать лекции по логическим трудам Петра Испанского, тогда как более поздние положения уставов предписывали схожие обязательства относительно работ по логике Уильяма Гейтсбери и других авторов. Оккамистские тенденции были сильны в университетах Гейдельберга (основан в 1386 году), Эрфурта (1392), Лейпцига (1409) и Кракова (1397). Считается, что Лейпцигский университет обязан своим возникновением исходу оккамистов из Праги, когда Ян Гус и Иероним Пражский стали учить реализму, воспринятому через Джона Уиклифа.

Впрочем, некоторые университеты остались верны старым традициям. Так, в Кельне (1389) учение Альберта Великого и Фомы Аквинского по-прежнему не уступало своих позиций, несмотря на отдельные попытки принудить университетские власти отказаться от реализма в пользу номинализма. Эти попытки осуществлялись довольно странным образом – утверждалось, что богословские заблуждения Яна Гуса вытекали из его приверженности к философскому реализму. Однако университетские власти Кельна это отрицали. Университет в Лувене, основанный в 1425 году, также был оплотом старых традиций. Тем не менее, к концу XIV века номинализм в целом, несмотря на спорадические нападки, подобные парижским осуждениям 1339 – го и 1340 годов, прочно утвердился в университетах Европы. Нет необходимости говорить о том, что чем большее признание находил via moderna, тем скорее обретал традиционные схоластические черты, сближавшие его с другими научными школами Средневековья. Более того, при сосредоточенности на логической проблематике это направление отличалось особой сухостью.

Глава 17 Спекулятивный мистицизм

1

Вполне естественно, что мыслители мистического склада встречаются на всем протяжении средневековой эпохи. Что же касается мистического богословия, то следует упомянуть о сочинениях святых Бернара и Ришара Сен-Викторских в XII и святого Бонавентуры в XIII веках. Однако в XIV веке возникает направление спекулятивной философии, несущее явные следы мистического опыта. Здесь особенно важными являются две темы: отношение к Богу конечного существа вообще и человеческой души в частности.

Безусловно, есть искушение видеть в пышном расцвете спекулятивного мистицизма в XIV веке своеобразную реакцию на споры и разногласия в средневековых университетах. Что может быть естественнее заданного себе вопроса: был ли вызван поворот религиозного сознания к «единственно насущному» безжизненностью и неубедительностью дискуссий традиционных философских школ – томистов, скотистов и номиналистов? Фома Кемпийский не был философом и сочинял в XV, а не в XIV веке. Но он, как никто, определенно выразил неприятие религиозно настроенного сознания диспутов и умозрительных рассуждений богословов и философов. «Что нам за дело до родов и видов?» – спрашивает он. Или же: «Простой смиренный крестьянин, который служит Господу, несомненно лучше гордого философа, который, пренебрегая собой, следит за вращением небесных сфер». И далее: «Я предпочитаю чувствовать угрызения совести, нежели знать их определение». И если отвернуться от Фомы Кемпийского, то как же быть с Жаном Жерсоном (1363–1429?), ставшим в 1395 году во главе Парижского университета. Не выступал ли он яростно против «суетной любознательности в вопросах веры», не настаивал ли на превосходстве мистического богословия и не выказывал ли убежденности в том, что исцеление от болезней его века в проникновении в религиозную жизнь и сферу духа?