История философии. Средние века

Несомненно, что синкатегорематические слова никак не могли быть связаны с формами бытия наподобие того, как связаны существительное и прилагательное. Также они не в состоянии претерпевать такие же изменения смысла, как глаголы[300]. Они рассматривались как речевой орнамент, скорее имевший отношение к bene esse, нежели чем просто к esse. Их рассматривали как незначительные части речи, тогда как логики уделяли им серьезное внимание.

Петр из Элии, примерно в середине XII столетия бывший профессором грамматики в Париже и написавший комментарии к Присциану, традиционно считается родоначальником спекулятивной грамматики. Среди изданных сочинений представителей этого течения следует отметить трактат Сигера Куртре (ум. в 1341 г.) «Summa modorum significandi» («Сумма степеней значений»). Другим примером является «Tractatus de modis significanda seu Grammatica speculativa» Фомы Эрфуртского, преподававшего в первой половине XIV века логику и грамматику в Эрфурте[301]. Во второй половине XIV века спекулятивная грамматика постепенно уступила место терминистской логике. Эти две дисциплины не следует смешивать. Спекулятивная грамматика была именно тем, что предполагает ее название. Формальная логика XIII и XIV столетий оставалась вершиной логических исследований вплоть до наступления XIX века.

5

Уже не раз мы упоминали об интересе к научным проблемам, который проявляли Роберт Гроссетест и Роджер Бэкон. В XIV веке можно обнаружить и других предвестников научного подъема последующих времен. Наверное, называть подобных людей оккамистами из-за их склонности к наукам было бы, скорее всего, ошибкой. Вне всякого сомнения, философию оккамизма можно считать потенциально благоприятствовавшей становлению эмпирической науки. Ибо если способ, которым постигаются вещи, связан со случайными обстоятельствами, то существует только единственный путь обнаружить, чем являются вещи, – исследовать материю опытным путем[302]. Несомненно, что само по себе наблюдение или то, что Оккам называет «интуитивным знанием», не дает нам возможности далеко продвинуться в науке. Без гипотез и дедукции все равно не обойтись. Но если связь между вещами является чисто условной, то любая конструируемая гипотеза по возможности нуждается в эмпирической проверке. Однако, хоть и является доказанным, что оккамисты настаивали на невозможности некритического признания традиционных научных теорий, основанных либо на авторитете, либо на предпосылке, согласно которой эти теории являют собой должное положение дел, отсюда отнюдь не следует, что каждый, считавший себя номиналистом, внес в науку посильную долю своего труда, был сторонником оккамовских взглядов.

Говорить так не значит отрицать существование совпадений. В XIV веке Альберт Саксонский был и логиком-терминистом, и физиком, тогда как Марсилий Ингенский являлся учеником Буридана. Однако не только оккамистам был присущ научный подход. В XIII веке Роберт Гроссетест, который конечно же никак не мог быть оккамистом до рождения Оккама, был уверен, что более экономные гипотезы следует предпочитать менее экономным. Он также понимал, что математические выкладки в астрономии не являются знаниями о причинах в метафизическом смысле. Роджер Бэкон был номиналистом. И доминиканец Дитрих (Теодорик) из Фрайбурга в Саксонии, изучавший, между прочим, радугу и цвета[303], скончавшийся после 1310 года[304], был философом, в творчестве которого сочетались аристотелизм и неоплатонизм. В XIV веке Марсилий Ингенский, который, безусловно, придерживался некоторых оккамистских воззрений, в целом не принимал радикальный критический подход к метафизике.

Одной из проблем физики, к которой было приковано внимание в XIV веке, была проблема движения. Аристотель проводил различие между естественным и вынужденным движением. Например, огонь обладает природной склонностью к восходящему движению; огонь легок и распространяется естественным образом. В то же время камень по своей природе тяжел и обладает естественной склонностью двигаться книзу. Но если кто-то подбрасывает камень кверху, то какое-то время характер движения камня не будет естественным, причем продолжаться это будет до тех пор, пока его природная склонность не заявит о себе и он вновь не займет своего естественного места. Как же объяснить это вынужденное движение? Оно не может иметь свою причину в камне, ведь камень, предоставленный самому себе, стремится вниз. Также его причина не содержится в человеке, в том, кто бросает камень; ибо камень, вылетевший из бросившей его руки, уже больше ничем не связан с ней. Согласно Аристотелю, брошенный камень вызывает движение в окружающем воздухе, а воздух вызывает движение в следующей части воздуха, так что каждая часть воздуха движется вместе с камнем до тех пор, пока следующие одно за другим движения воздуха не станут настолько слабыми и о себе вновь не заявит природа движения камня, так что камень начнет двигаться к своему собственному месту.