История философии. Средние века

По всей видимости, сильное влияние Буридан оказал на Альберта Саксонского (около 1316–1390), бывшего в 1357 году ректором Парижского университета, затем в 1365 году ставшего первым ректором Венского университета, а позже, в 1366 году, епископом Хальберштадта. В своем трактате «Весьма полезная логика» («Perutilis logica») он заимствует материал у Оккама, Буридана, а также Бурлея. Альберт приводит тщательно разработанные правила суппозиций и исследует условия истинности модальных высказываний. Говоря о следованиях, он проводит различия между формальными и материальными следованиями. Под формальными следованиями он подразумевает импликацию, заключенную в синкатегорематических терминах, тогда как под материальными следованиями он подразумевает импликацию, заключенную в категорематических терминах. Высказывание «человек бежит, следовательно, животное бежит», по мнению Альберта Саксонского, представляет собой случай материального следования; включив же высказывание «каждый человек есть животное» и преобразовав вывод в силлогизм, мы получаем пример формального следования.

Средневековая логика все больше становилась логикой терминов, суждений, а также отношений между ними. Средневековым логикам становилось понятно, что они имеют дело не с находящимися вне мышления субстанциями и даже не с концептами психической действительности, а с терминами и высказываниями. Очевидно, что тогда между логикой и языком существовала тесная связь. К примеру, это лучше всего можно пояснить на примере теории суппозиций, которая играла столь важную роль в новой логике XIII и XIV веков. Это так же ясно из обращения к таким семантическим проблемам, как «exponibles», которым присущи неопределенность в изложении «систематических заблуждений», для чего, собственно, необходим их анализ. Вместе с тем в средневековой логике наблюдались все усиливающиеся тенденции к ее формализации, хотя из-за отсутствия соответствующих символов ученые-логики испытывали затруднения.

4

То, что всем известно как «спекулятивная грамматика», на самом деле было несколько иным. Это отнюдь не отрицает влияния грамматики на средневековую логику. То есть ученый, занятый спекулятивной грамматикой, ставил перед собой особую цель – создание науки грамматики. Не надо говорить, что средневековые ученые прекрасно понимали, что грамматики различных языков различаются. Но некоторые из них верили, что изучение грамматики, которую они переняли у древних, могло быть поставлено таким образом, чтобы соответствовать аристотелевскому понятию науки. Очевидно, что подобная цель не могла быть достигнута, пока грамматику считали тождественной изучению грамматик различных языков, таких, как латинский, греческий или арабский. При этом необходимо было выявить неотъемлемую часть языковой структуры, отмечая отличия, которые можно было бы рассматривать как «несущественные». Так, в XIII веке Роберт Килуордби, автор комментариев к Присциану, заметил, что предмет науки должен быть одним и тем же для всех и по этой причине содержание грамматики не может быть идентичным изучению грамматик различных языков. Этому положению соответствует мнение Роджера Бэкона, в своей греческой грамматике утверждавшего, что по своей природе грамматика одна и та же для всех языков. Учитывая данную предпосылку, необходимо признать существование науки о грамматике в указанном смысле.

В процессе развития данной, или возможной, науки, очевидно, должен был наблюдаться сдвиг внимания в направлении от грамматических отличий к концептуальной структуре, общей для всех языков и которая обретала смысл в рассуждениях грамматиста. Данная концептуальная структура, для спекулятивно мыслящих грамматистов, состояла большей частью из базовых понятий или категорий, которые рассматривал еще Аристотель. Концептуальная структура при этом считалась отражением онтологической структуры и как бы, в свою очередь, обретала смысловое выражение в речи таким образом, что превращало слово «vox» (слово в значении звука или как физической сущности) в слово «dixio».

Характерной особенностью спекулятивной грамматики было ее стремление вывести логическим путем части речи из мысленных форм, из базовых понятий, то есть из всего того, что само по себе было выражением онтологического постижения действительности. Например, имя существительное представлялось попыткой мысли выразить представление о стабильном, то есть субстанцию, тогда как глагол выражал собой концепт становления и по крайней мере в инфинитивной форме понятие «материи». Слово становится определяющей частью речи в силу своей «смысловой формы или образа», в то же время данные формы, будучи понятиями разума, связывают слово с образами бытия. В то время как метафизика исследует способы бытия (например, субстанцию как объективный способ существования вещей), а логика исследует способы постижения, то спекулятивная грамматика изучает способы обозначения и определяющие и обосновывающие части речи. Отсюда и название трактата «О смысловых обозначениях» («De modis significandi»).