В связи с тем что церковь является высшим духовным наднациональным институтом, снимается сам вопрос об аналогии между ней и государством. Церковь скорее канал, посредством которого нам сообщается божественная благодать, а его атрибутами являются молитва и исповедание веры. Церковь не обладает, впрочем ей и не следует обладать, какой-либо принудительной силой, наподобие той, которая составляет характерную особенность государства. Только благодаря смешению церкви с государством или при рассмотрении церкви как некой сверхдержавы можно доказать, что папство обладает правом на взимание налогов, а также правом распоряжаться нецерковной или светской собственностью. В своей собственной сфере деятельности государство автономно и независимо, а монарх, как таковой, не является субъектом, подчиняющимся папе. Да, папа может отлучить его от церкви, но это действие, скорее всего, наказание, применяемое в крайних случаях, и его не следует считать действием, имеющим гражданский характер.
Другой интересной особенностью позиции Иоанна Парижского является его представление статуса короля в самом государстве. В конечном счете всякая законная власть имеет своим источником Бога-Творца. Отсюда, однако, нельзя сделать вывод, что королевская власть дается непосредственно Богом потому, что она не дается Богом при посредстве папы. Напротив, власть короля осуществляется благодаря тому, что его избирают люди. Так что для Иоанна Парижского право выбора верховной власти – власти быть под Богом – остается за людьми. Это верно, однажды утверждает он, что король имеет право на то, чтобы его подданные подчинялись ему. Но данное положение обуславливается его стремлением исполнять как должно свои обязанности, связанные с созданием, поддержкой и улучшением условий для нормальной жизни в рамках естественного порядка. Если же король обманывает доверие подданных, то народ имеет право низложить его. Данное условие распространяется Иоанном Парижским даже на папу. Папа избирается; но не соответствующий своему положению, не подходящий для решения тех или иных задач папа может быть смещен общим собранием или коллегией кардиналов, как бы представляющих собой «народ» и христианское сообщество. Таким образом, Иоанн Парижский занимает свое особое место в движении, которое примиряло или согласовывало две разные позиции.
6
Для раннего Средневековья было возможно, что люди, говорившие на языке «христианского мироощущения», не проводили при этом ясных различий между сферами деятельности церкви и государства. Спор и противостояние папы и императора проходили в рамках старого представления о единстве христианского мира. Но уже к XIV веку эта концепция выглядела все более натянутой, более того, вполне очевидно, она представлялась анахронизмом с точки зрения развивающихся национальных государств. Весьма показательно, что Данте, сторонник имперской идеи, отстаивавший идею обусловленности империи, был жителем раздробленной на части страны, незнакомой на деле, что такое национальное единство, какое можно было обнаружить в таких странах, как Англия, Испания или Франция.
Националистические настроения, бесспорно, сыграли свою роль в противодействии папским притязаниям на обладание верховной светской властью над странами и государствами, лежащими за пределами земель, находившимися в прямой зависимости от папского престола. Такие настроения, безусловно, были сильны во Франции. Однако на теоретическом уровне фактором, оказавшим стимулирующее действие на само требование государственной независимости, как раз и было широкое распространение аристотелизма. Правда, следует избегать искушения слишком преувеличивать действительное влияние философии на политику. Тем не менее, вполне возможно и недооценить ее вклад. В ходе постепенного становления национальных государств в границах христианского мира, вне всякого сомнения, неизбежным было сопротивление, оказываемое этими государствами наиболее радикальным притязаниям пап. Что же касается аристотелевской политической теории, то последняя обеспечивала обоснование такого рода сопротивлению и устанавливала направление в мысли, четко определявшее, выражавшее и оправдывавшее те притязания, которые сами по себе не были вызваны занятиями философией. Другими словами, аристотелизм снабжал сторонников государственной независимости теорией, на языке которой можно было выражать и отстаивать свои практические позиции, – теорией, которая, в свою очередь, оказывала влияние на эти самые позиции.