История философии. Средние века

Защищая свою главную цель, Марсилий развивает философию закона, причем в направлении отличном, скажем, от мысленного направления Фомы Аквинского. В мышлении Фомы Аквинского законы различных категорий тесно связаны друг с другом. Так, строго определенный закон государства основывается на естественном моральном праве или законе, в то время как естественное право является выражением вечного закона, установленного Богом, Который Сам является первопричиной всякого закона. В отличие от Фомы Аквинского, Марсилий намерен вывести человеческий позитивный закон, как государственный закон, из его подчиненного по отношению к естественному праву положения. Естественное право может быть определено двумя способами. Первый определен следующим образом: «естественное право» – это право, предписанное к исполнению для всех народов, обязательный характер которого считается само собой разумеющимся. Определение второго может быть выражено так: «Существуют определенные народы, которые называют «естественное право» диктатом справедливого здравомыслия или справедливого основания в отношении человеческих поступков, при этом естественное право в данном смысле относится ими к категории божественного закона. В обоих характеристиках самим термином «естественное право» допускается двусмысленное или двоякое толкование. По какой причине это происходит? Разум – вот поводырь, ведущий нас к существу вещей, если можно так выразиться, прямо в сердцевину последних. Марсилий защищает закон в прямом смысле как обязательное и принудительное правило, на котором основываются все юридические санкции, применяемые в общественной жизни. В данном случае это именно социальный позитивный закон, как государственный закон, является законом в строгом смысле слова. Именно диктат справедливого здравомыслия становится законом в случае, если он воплощается в правовом кодексе государства и если при этом в случае нарушения закона устанавливаются строго определенные, гражданские меры принудительного воздействия или санкции. Но если естественное право считается просто моральным правом, где санкции по-настоящему применимы только в будущей жизни, то это право или закон допускает двоякое толкование.

Время от времени Марсилий оговаривается, возможно лишь формально, что в случае столкновения божественного и людского законов следует подчиняться первому. Однако совершенно ясно, что право решать, созвучен ли существующий или готовящийся закон божественной воле или нет, по его мнению, находится в компетенции государства. Авторы, желающие понять, является ли Марсилий таким радикальным революционером мысли, каким он иногда себя представляет, могут обратить внимание на то обстоятельство, что на самом деле он не отвергает томистской концепции естественного права, а просто указывает на то, что это не может служить основанием для четкого определения закона. Эти же авторы могут указать и на признание самого Марсилия – долг обязывает христианина подчиняться скорее Богу, чем человеку. Но если нет признающего власть духовенства святого правосудия, а государство выносит решения о соответствии создаваемых или уже существующих законов нравственным основам, то где окажется традиционное благочестие, подчиняющееся божественному закону более, чем людскому суду, – не будет ли подобное положение иметь своим следствием неприязненное и пренебрежительное отношение к государственным порядкам с его стороны, когда последнее решится скорее пострадать, чем смириться с подобным положением дел?