Тем не менее, легко почувствовать обаяние, проявлявшееся в идеале единства, гармоничного созвучия между верой и разумом, между богословием, философией и наукой, между церковью и государством. Нет необходимости говорить о том, не признавая богословие, отрицая наличие достаточных оснований для веры в откровение, считая церковь ненужной, а в иных случаях противной человеческим интересам – человек не способен ощутить притягательность этого нигде не повторившегося созвучия. Во всяком случае, он будет чувствовать, что при осуществлении идеала единства лучше всего обойтись без сверхъестественных объяснений окружающего мира. Фактически рассматривая средневековое миросозерцание, можно различить радикальный, явно требующий преодоления дуализм. Тем не менее, сохранение веры в высшее начало мира требовало возобновления попыток построения синтеза, но уже на совершенно иных основаниях. Именно это мы обнаруживаем в трудах Николая Кузанского (1401–1464).
Вопрос о том, уместно ли включить в эту книгу о средневековой философии изложение философии Николая Кузанского, остается открытым. Традиционный элемент, элемент преемственности в его мысли, конечно же хорошо заметен, и этот факт дает нам некоторое право перенести его, если так можно выразиться, назад, в Средние века. Хотя между тем время его жизни частично совпадает с периодом жизни такого представителя раннего Ренессанса, как Марсилио Фичино (1433–1499). По этой причине уместно подчеркнуть кое-какие из его мыслей, устремленные как бы в будущее, и помимо этого установить связь между ним и началами «новой» философией. Наверное, все же лучше отметить присущую его мыслям некоторую симбиотичность и определить их как специфические ренессансные. По-видимому, нисколько не нуждается в оправдании само включение краткого обзора его философии в книгу по средневековой философии, именно в силу характерных особенностей этого мыслителя переходного периода, если так можно выразиться, философа, одной своей половиной находящегося в мире Средневековья, а другой уже в постсредневековье. В конце концов будет полезно напомнить самим себе об элементе непрерывности или преемственности в истории самой философии и, кстати, о том обстоятельстве, что нет внезапного и резкого перехода от средневековой философии к философии Нового времени.
Распространившаяся в XIV столетии терминологическая логика, возникновение в XIII веке основ эмпирической науки – все это требовало новых изысканий в области логики, интенсификации последних, когда научная деятельность людей, подобных Николаю Орезмскому, приносила бы скорее плоды в виде распространяющегося научного движения. Как раз вот этого в действительности и не произошло. Преемницей философии XIV века стала философия природы Ренессанса, а становление логики отодвинулось аж в XIX век. В дальнейшем литература и гуманистическая направленность Ренессанса послужили предпосылкой для научного развития, связанного с такими именами, как Галилей.
В некоторых отношениях философия Николая Кузанского принадлежит эпохе Ренессанса. К тому же существуют связующие нити, ведущие от него к жившему уже в следующем столетии Джордано Бруно. Несмотря на это, в других отношениях его мысль, особенно вследствие своего недвусмысленного христианского и теократического характера, представляется прежде всего продолжением средневековой мысли, но не в оккамовском смысле, а скорее в русле неоплатонической традиции[329]
. Поэтому его можно снова представить в качестве мыслителя переходного времени, сочетавшего в себе средневековое направление мысли с понятиями, ставшими известными только в более позднее время.2
Николай Кузанский, или Николай Кребс, родился в Кузе, на Мозеле, и получил образование в Брефернском общежительном доме в Девентере. Пройдя курс обучения в университетах Гейдельберга, Падуи и Кельна, он получил в 1423 году степень магистра церковного права. Его увлеченность церковной реформой[330]
привела к поддержанию примиренческой партии; он даже участвовал в Базельском соборе в качестве умеренного последователя примиренческого взгляда. Разочарование, как следствие провала начинаний в деятельности собора, направленных на реальные реформы внутри церкви, вынудило его изменить свою позицию. Он встал на сторону папства и по поручению Святого престола выполнял различные миссии. Так, например, его поездка в Византию, имевшая целью восстановление единства западной и восточной церквей, увенчалась успехом, хотя и временным: на церковном соборе во Флоренции в 1439 году. В 1448 году он стал кардиналом, а в 1450 году был назначен епископом Бриксена. Скончался он в 1464 году в Тоди, в Умбрии.