История философии. Средние века

В своих сочинениях Николай рассматривает широкий спектр проблем. В его первом крупном сочинении, трактате «О католическом согласии» (1433–1434) («De concordantia catholica»), представлены ранние идеи, касающиеся церковной реформы. В состав корпуса его философских сочинений входят хорошо известные «Об ученом незнании» («De docta ignorantia», 1440), «О сокрытом Боге» («De Deo Absconditio», 1444), «Книга простеца» («Idiotae libri», 1450), «О стремлении к мудрости» («De venatione sapientiae», 1463). Среди его сочинений по математике есть следующие: «О геометрических преобразованиях» («De transmutationibus geometricis», 1450) и «О математическом совершенстве» («De mathematica perfectione», 1458).

3

Подобно Лейбницу (1646–1716), Николая Кузанского вдохновляла идея синтеза, примирения различий и противоположностей. Уже в период своего участия в Базельском церковном соборе он осознавал угрозу единству христианского мира, что подвигло его на действия к сохранению последнего. Тем не менее, единство для него отнюдь не означало устранения всех существующих отличий. Не ставил он цели достигнуть единства при помощи абсолютной власти или деспотии как в самом государстве, так и внутри церкви. По мнению Николая, монарх не получает право на власть непосредственно от Бога, скорее он получает ее из рук или при содействии народа. Разделяя старую имперскую идею, он рассуждал об этом, подразумевая скорее федеративное правление, чем власть императора, узурпирующего права местных правителей. По отношению к церкви Николай полагал, что положение всеобщего собора, представлявшего собой собрание всех верующих, должно быть выше папского и в случае необходимости папа мог бы быть низложен[331]. Он также полагал, что работа над реформой, существенно важной для сохранения единства внутри церкви, лучше всего могла быть осуществлена посредством общего совета или собора. Если впоследствии он и изменил свое отношение, то по той причине, что пришел к осознанию папства как выражения неотъемлемого единства церкви, а с практической стороны потому, что пришел к убеждению неизбежности трудностей, возникающих при осуществлении реформ, которые, как казалось ему, осуществимы скорее при содействии центральной власти, нежели с помощью общего собора, совещательный характер которого мог бы скорее вызвать анархию, чем содействовать единению.

Центральная идея спекулятивной, то есть чисто умозрительной, философии Николая Кузанского представляет собой синтез или совпадение противоположностей (coincidentia oppositorum). В конечных или ограниченных существах всегда обнаруживаются различия и противоположности. Так, например, у всех ограниченных существ сущность и существование различаются. Тогда как в неограниченном бытии, или в Боге, они совпадают. Впрочем, это хорошо знакомая томистская идея. Но у Николая этот тезис приобретает характер всеобщего принципа, согласно которому все противоположности и различия творений совпадают в Боге. Данная теория, возможно, напоминает одно из положений Шеллинга в его «философии тождества» – то место, где Шеллинг смотрит на Абсолют как на точку, в которой исчезают все различия[332]. Тем не менее, несмотря на сходство между мышлением кардинала в XV веке и немецкого идеалиста в XIX, определенно мышление самого Николая по своему характеру является теистичным.

Утверждая единство противоположностей в Боге, Николай не просто жонглирует терминами, просто констатируя тот факт, что знанием единства противоположных предикатов может быть достигнуто адекватное позитивное понимание Бога. Его тезис представляет собой следующее. Мы приходим к познанию ограниченной или конечной вещи, сопоставляя ее с тем, что уже известно; мы сравниваем ее с уже известным, отмечая при этом сходство и несходство. Вещи, ограниченные по своей природе, отличаются и должны отличаться одна от другой, причем разными способами. И через опытное познание этих различий мы приходим к обладанию ясными и определенными понятиями. Но ни одно из этих понятий не может адекватно выразить природу бесконечного. В то время как все наши понятия происходят из опыта о творениях и отражают данный опыт, ни одно из этих понятий нельзя в однозначном смысле применить к Богу. Поэтому единство противоположностей, которое имеется в природе бесконечного, на самом деле не может позитивно оцениваться дискурсивным разумом, который в силах только бесконечно приближаться в своем понимании к объекту, существо которого для него никогда не достижимо.

Таким образом, Николай утверждает и отстаивает превосходство «отрицательного пути». Но если мы будем определять предложенный метод как агностицизм, то вынуждены будем сказать, что имеем дело не с тем агностицизмом, который получается в результате все возрастающего понимания бесконечности Бога, Его трансцендентности.