История философии. Средние века

Сама идея Николая Кузанского о бесконечности природы в качестве объяснения «развертывания» (explicatio) Бога была подхвачена Джордано Бруно и близкими ему мыслителями, хотя и Бруно, а затем Спиноза развивали ее иным, чуждым для фундаментальной христианской ортодоксии образом. Идея саморазвертывающегося природного процесса в качестве самоистолковывающей явленности Бога связывает его напрямую с Лейбницем. Ведь здесь он подчеркивает значение отдельных вещей как специфических «свернутостей» бесконечности. В каждой отдельной вещи или предмете отражается все мироздание. Таким образом, мироздание существует в «рудиментированном или свернутом виде» в каждой отдельной вещи. И так как мир сам по себе является зеркальным отражением Бога, то каждая отдельная вещь в соответствии с самой собой должна служить Его отражением. Исходя из данной точки зрения, мы имеем право утверждать, что не существует принципиально обособленных вещей, совершенно похожих друг на друга. Действительно, существуют различные уровни бытия, как и специфические сходства, но не существует двух предметов, которые были бы схожими во всех отношениях. Вместе с тем все вещи связаны между собой и составляют одно целое – мироздание. Обе данные здесь теории (первая – об уникальном характере каждой индивидуальной вещи, а вторая – о связи каждой вещи с другими в окружающем нас мире, связи, осуществляемой таким образом, что в каждой из них отражается целый мир) можно вновь обнаружить в философии Лейбница.

Если даже о каждой определенной, особенной вещи можно сказать, что в себе она отражает вселенную, то тем более это положение истинно по отношению к человеку, в котором соединяются материя, органическая жизнь, чувственная жизнь животного и духовная потребность к знанию. Человек, таким образом, представляет собой микрокосм, вселенную в миниатюре[334]. Используя принадлежащее Платону понятие мировой души, он вкладывает в него иной смысл, понимая как имманентную божественную деятельность в мире, а не как промежуточное бытие. В человеке также, правда несовершенно, отражено божественное совпадение противоположностей. Так, например, в нем сочетаются дух и материя. Наивысшим проявлением coincidentia oppositirum, тем не менее, является Христос, Бог и Человек, Тот, Кто объединяет в себе бесконечное и конечное, несотворимое и сотворенное, божественное и человеческое. Христос также является medium absolutum (абсолютный связывающий), абсолютным средством или безусловным посредником, представляя собой уникальный и в то же время необходимый способ соединения человека с Богом.

4

Может показаться странным, что с завершением XIV столетия – эпохи интенсивных исследований в сфере логики и скорее с критической направленностью в философии – мировоззрение XV века обнаруживает тягу к неоплатонической традиции, что, собственно, и обнаруживается на примере с Николаем Кузанским. Но все же это переосмысление неоплатонизма в христианском духе. Однако в самом наличии синтеза неоплатонизма с христианством скрыта тенденция понимать мысль Николая не столько как, в сущности, средневековую, но как возвращающую к прошлому, в дооккамовскую эру. Тем не менее, это ошибка. Конечно, можно считать философию Николая продолжением средневековой мысли. Неоплатоническая традиция не исчезла просто так в процессе распространения аристотелизма в XIII веке. Не была она также заслонена терминистским или номиналистским движениями в XIV столетии[335]. Николай Кузанский был, несомненно, убежден в том, что высказанное им лучше всего могло быть высказано на языке неоплатонизма. Вместе с тем его настойчивость в утверждении идеи «бесконечной» природы как проявления самой бесконечности, превосходящей наше понимание, его чувство божественного в природе, его отход от геоцентризма и его открытость новому в науке – все это вполне четко объединяет его мысль с натурфилософией Ренессанса, в особенности с Джордано Бруно. Действительно, верно то, что мысль Николая теистична, в то время как у Бруно склонный к пантеизму склад мышления[336]. Однако некоторые из основополагающих идей Николая возрождаются в философии Бруно, в то время как различие между Natura naturans и Natura naturata, позже обнаруживающееся у Спинозы, в понимании Николая выражает связь между абсолютной и «свернутой» бесконечностью.

Мы уже обращали внимание на те особенности в мышлении Николая Кузанского, которые связывают его с мышлением Лейбница. Идеал гармонии и единства у Николая, как видно не только из его теоретических работ, но также, к примеру, из его сочинения о единстве внутри самой церкви и о воссоединении восточной и западной церквей, оказал сильное влияние на Лейбница. С другой стороны, его концепция каждой отдельной вещи как отражения целого мироздания, а также учение о несхожести любых двух вещей вновь возникают в монадологии Лейбница. Если заглянуть дальше, то можно обнаружить некоторые связи, если, конечно, искать их, между философией Николая Кузанского и немецким метафизическим идеализмом первой половины XIX века.