История философии. Средние века

В этом труде Крескас подвергает физику Аристотеля критике, которая, несомненно, небезынтересна. Так, по его мнению, Аристотелю не удалось провести ясное различие между местом и пространством. Например, место предмета в ящике ограничено внутренними стенками вместилища. В случае с лодкой, плывущей вниз по реке, ее место определяется относительно всей реки, и тогда река считается покоящейся. Говоря иначе, место есть нечто, в пределы чего заключено тело. Крескас утверждает, что, если понятие пространства смешивается с понятием места и определяется одним и тем же способом, самая отдаленная от середины небесная сфера, вероятно, не будет пространством вообще, поскольку она, вероятно, не содержит границ. Далее, из этого положения следует, что нет никакого пустого пространства, никакого вакуума. Но даже самая удаленная небесная сфера должна находиться в пространстве, и пространство вне данной сферы является пустым. Поэтому там и возможен вакуум.

Очевидно, что Крескас смотрит на понятие сферы как логически более значимое в сравнении с понятием тела, как на необъятное «вместилище», и это понимание сферы сходно с тем, какое излагает Платон в своем диалоге «Тимей». И если пространство бесконечно, то таково и время. В доводах против Аристотеля Крескас доказывает, что время не должно определяться относительно движения тел, так как оно не зависит от перемещения. Против Герсонида он утверждает: ни в коем случае нельзя считать, что у времени нет начала. Утверждение, что время бесконечно, не может быть истинным, ибо в таком случае сегодняшний день никогда не наступит. Ведь сказать, что время бесконечно, – это значит просто сказать, что любой произвольно взятый временной промежуток предваряется другим промежутком, и так далее до бесконечности. А ведь между произвольно взятой временной точкой и сегодняшним днем имеется ограниченное расстояние.

Все это напоминает игры, где философы критикуют друг друга на чисто философских основаниях. Так оно и есть, если рассматривать отдельно критику Крескасом аристотелевской физики. Ведь в его намерения входит показать слабость доказательств Аристотеля, обосновывающего существование неподвижного перводвигателя. И он пытается сделать это, аргументируя тем, что если время бесконечно, существуют причинные ряды, не имеющие начала[172]. Очевидно, что подлинной причиной, вследствие которой Крескас не принимает доказательства Аристотеля, является то, что последнее, по его мнению, заключается только в полагании причины «движения», или становления, и что такое представление о Боге не согласуется с библейским представлением. Поэтому он принимает доказательство от «возможного» существования к существованию абсолютно необходимого существа[173] и делает это так, как это доказательство представляет Бога в качестве исходной действительности, из которой берет начало все остальное.

Что касается вопроса, создан ли мир, то Крескас считает это вопросом второстепенной важности. При условии, что Бог признается творцом, производящим источником всех других существ, не будет большим преувеличением предположить, что божественная добродетель вечно проявляется в сотворенном мире. Вполне вероятно, что Маймонид думал, что если творение являлось выражением божественной воли, то мир должен был бы иметь временное начало. Однако такой вывод не следует из данной предпосылки, так как божественная воля в состоянии явить творение из вечности. Однако поскольку Тора учит, что мир в действительности имел начало во времени, то данное учение должно быть принято.

Крескас настаивает на том, что сущность Бога немыслима, а мыслима, как твердо считал Аристотель, добродетель. Бог – это абсолютная добродетель, и в качестве таковой он знает и любит каждого из нас. Цель человека или итог человеческой жизни состоит не в философском постижении Бога, как это представлял себе Аристотель, а в любви. А любовь проявляется в послушании закону. И послушание божественной воле не ограничивается, как в философии, кругом избранных. С другой стороны, хотя Крескас вполне согласен с аристотелевской концепцией души как формы для тела, он пытается совместить это представление с представлением о душе как духовной и бессмертной, когда не только разум продолжает свое существование после смерти. Любовь к Богу, цель и итог человеческой жизни не ограничиваются этой жизнью.